Мелани умолкла, переводя дух, а Скарлетт смотрела на нее во
все глаза, и гнев ее постепенно утихал — до того она была потрясена дрожавшим
от возмущения голосом Мелани.
— Ты что, считаешь, что я совсем уж идиотка? —
бросила она. — Конечно, я все помню! Но это уже в прошлом, Мелли. От нас
зависит попытаться извлечь из жизни как можно больше — все это я и стараюсь
делать. Губернатор Баллок и некоторые милые люди из числа республиканцев могут
оказать нам немалую помощь, если найти к ним верный подход.
— Среди республиканцев нет милых людей, — отрезала
Мелани. — И мне не нужна их помощь. И я не собираюсь извлекать из жизни
как можно больше.., если дело упирается в янки.
— Силы небесные, Мелли, зачем так злиться?
— О! — воскликнула Мелли, засовестившись. —
До чего же я разошлась! Скарлетт, я вовсе не хотела оскорбить твои чувства или
осудить тебя. Каждый человек думает по-своему, и каждый имеет право на свое
мнение. Я же люблю тебя, дорогая моя, и ты знаешь, что я тебя люблю и ничто
никогда не заставит меня изменить моим чувствам. И ты тоже по-прежнему меня
любишь, верно? Я не вызвала у тебя ненависти, нет? Скарлетт, я просто не
вынесу, если что-то встанет между нами, — в конце-то концов, мы столько
вместе вынесли! Скажи же, что все в порядке.
— Чепуха все это, Мелли, и ни к чему устраивать такую
бурю в стакане воды, — пробурчала Скарлетт, но не сбросила с талии обнявшей
ее руки.
— Ну вот, теперь все снова хорошо, — с довольным
видом заметила Мелани и добавила мягко: — Я хочу, чтобы мы снова бывали друг у
друга — как всегда, дорогая. Ты только говори, в какие дни республиканцы и
подлипалы приходят к тебе, и я в эти дни буду сидеть дома.
— Мне, глубоко безразлично, придешь ты ко мне или
нет, — заявила Скарлетт и, вдруг собравшись домой, поспешно надела шляпку.
И тут — словно бальзам пролился на ее уязвленное тщеславие — увидела, как
огорчилась Мелани.
Недели, последовавшие за первым приемом, оказались
нелегкими, и Скарлетт не так-то просто было делать вид, будто ей глубоко
безразлично общественное мнение. Когда никто из старых друзей, кроме Мелани,
тети Питти, дяди Генри и Эшли, не появился больше у нее и она не получила
приглашения ни на один из скромных приемов, которые они устраивали, — это
вызвало у нее искреннее удивление и огорчение. Разве она не сделала все, чтобы
забыть прошлые обиды и показать этим людям, что не питает к ним зла за их
сплетни и подкусывания? Не могут же они не знать, что она, как и они, вовсе не
любит губернатора Баллока, но обстоятельства требуют любезно относиться к нему.
Идиоты! Если бы все постарались любезно вести себя с республиканцами, Джорджия
очень быстро вышла бы из своего тяжелого положения.
Скарлетт не поняла тогда, что одним ударом навсегда
разорвала ту тонкую нить, которая еще связывала ее с былыми днями, с былыми
друзьями. Даже влияния Мелани было недостаточно, чтобы вновь связать эту нить.
К тому же Мелани, растерянная, глубоко огорченная, хоть и по-прежнему преданная
Скарлетт, и не пыталась ее связать. Даже если бы Скарлетт захотела вернуться к
былым традициям, былым друзьям, теперь путь назад для нее уже был заказан.
Город обратил к ней высеченное из гранита лицо. Ненависть, окружавшая правление
Баллока, окружила и ее, — ненависть, в которой было мало кипения страстей,
но зато много холодной непримиримости! Скарлетт перешла на сторону врага и
теперь, несмотря на свое происхождение и семейные связи, попала в категорию перевертышей,
поборников прав негров, предателей, республиканцев и — подлипал.
Помучившись немного, Скарлетт почувствовала, что напускное
безразличие сменяется у нее безразличием подлинным. Она никогда подолгу не
задумывалась над причудами человеческого поведения и никогда не позволяла себе
подолгу унывать, если что-то не получалось. Вскоре она перестала тревожиться по
поводу того, что думают о ней Мерриуэзеры, Элсинги, Уайтинги, Боннеллы, Миды и
прочие. Главное, что Мелани заходила к ней и приводила с собой Эшли, а Эшли
интересовал Скарлетт превыше всего. Найдутся и другие люди в Атланте, которые
станут посещать ее вечера, другие люди, гораздо более близкие ей по своим
вкусам, чем эти ограниченные старые курицы. Да стоит ей захотеть, и дом ее
наполнится гостями, и эти гости будут куда интереснее, куда лучше одеты, чем
чопорные, нетерпимые старые дуры, которые с таким неодобрением относятся к ней.
Все это были новички в Атланте. Одни знали Ретта, другие
участвовали вместе с ним в каких-то таинственных аферах, о которых он говорил:
«дела, моя кошечка». Были тут и супружеские пары, с которыми Скарлетт
познакомилась, когда жила в отеле «Нейшнл», а также чиновники губернатора
Баллока.
Общество, в котором вращалась теперь Скарлетт, было весьма
пестрым.
Некие Гелерты, побывавшие уже в десятке разных штатов и,
судя по всему, поспешно покидавшие каждый, когда выяснялось, в каких
мошенничествах они были замешаны; некие Коннингтоны, неплохо нажившиеся в Бюро
вольных людей одного отдаленного штата за счет невежественных черных, чьи
интересы они, судя по всему, должны были защищать; Дилы, продававшие сапоги на
картонной подошве правительству конфедератов и вынужденные потом провести
последний год войны в Европе; Хандоны, на которых были заведены досье полицией
многих городов и которые тем не менее с успехом не раз получали контракты от
штата; Караханы, заложившие основу своего состояния в игорном доме, а теперь
рассчитывавшие на более крупный куш, затеяв на бумаге строительство
несуществующей железной дороги на деньги штата; Флэгерти, закупившие в 1861
году соль по центу за фунт и нажившие состояние, продавая ее в 1863 году по
пятьдесят центов за фунт; и Барты, владевшие самым крупным домом терпимости в
северной столице во время войны, а сейчас вращавшиеся в высших кругах
«саквояжников».
Такими друзьями окружила себя теперь Скарлетт, но среди тех,
кто посещал ее большие приемы, были и люди интеллигентные, утонченные, многие —
из превосходных семей. Помимо сливок «саквояжников», в Атланту переселялись с
Севера и люди более солидные, привлеченные городом, в котором не прекращалась
бурная деловая жизнь в этот период восстановления и переустройства. Богатые
семьи янки посылали своих сыновей на Юг для освоения новых мест, а офицеры-янки
после выхода в отставку навсегда поселялись в городе, которым они с таким
трудом сумели овладеть. Чужие в чужом городе, они поначалу охотно принимали
приглашения на роскошные балы богатой и гостеприимной миссис Батлер, но очень
скоро покинули круг ее друзей. Это были в общем-то люди порядочные, и им
достаточно было короткого знакомства с «саквояжниками» и их нравами, чтобы
относиться к ним так же, как уроженцы Джорджии. Многие из этих пришельцев стали
демократами и в большей мере южанами, чем сами южане.
Другие переселенцы остались среди друзей Скарлетт только потому,
что их нигде больше не принимали. Они бы охотно предпочли тихие гостиные
«старой гвардии», но «старая гвардия» не желала с ними знаться. К числу таких
людей относились наставницы-янки, отправившиеся на Юг, горя желанием просветить
негров, а также подлипалы, родившиеся добрыми демократами, но перешедшие на
сторону республиканцев после поражения.
