— Да, — с неожиданной резкостью сказал
Ретт. — Я был на войне. Я был в армии восемь месяцев. Я прошел с боями
весь путь от Лавджоя до Франклина, штат Теннесси. И я был с Джонстоном, когда
он сдался.
Уэйд запрыгал от восторга, а Скарлетт рассмеялась.
— А я-то полагала, что вы стыдитесь своего участия в
войне, — сказала она. — Разве вы не просили меня помалкивать об этом?
— Прекратите! — оборвал он ее. — Ну как, ты
доволен, Уэйд?
— О да, сэр! Я знал, что вы воевали. Я знал, что вы не
трус, как они говорят. Вот только.., почему вы не воевали вместе с отцами
других мальчиков?
— Да потому, что отцы других мальчиков были люди глупые
и их направили в пехоту. Я же закончил Вест-Пойнт и был в артиллерии. В полевой
артиллерии, Уэйд, а не в войсках внутреннего охранения. А чтобы служить в
артиллерии, Уэйд, нужно иметь голову.
— Еще бы! — сказал Уэйд, весь сияя. — А вы
были ранены, дядя Ретт?
Ретт ответил не сразу.
— Вы расскажите ему про свою дизентерию, — с
издевкой заметила Скарлетт.
Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытянул сорочку и
нижнюю рубашку из брюк.
— Подойди сюда, Уэйд, я покажу тебе, куда я был ранен.
Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место, на которое
указывал пальцем Ретт. Смуглую грудь пересекал длинный рубец, спускавшийся вниз
на мускулистый живот. То была память о ножевой драке на калифорнийских золотых
приисках, но Уэйд не мог этого знать. Он глубоко вздохнул от счастья.
— А вы, видно, такой же храбрый, как мой папа, дядя
Ретт.
— Почти, но не совсем, — сказал Ретт, засовывая
сорочку в брюки. — А теперь иди, накупи себе сластей на доллар и бей всех
мальчишек, которые посмеют сказать, что я не был в армии.
Уэйд, приплясывая и громко зовя Порка, выбежал из комнаты, а
Ретт снова подхватил на руки малышку.
— Ну, к чему вся эта ложь, мой доблестный вояка? —
спросила Скарлетт.
— Мальчик должен гордиться отцом.., или отчимом. Я не
хочу, чтобы ему было стыдно перед другими маленькими зверюгами. Дети ведь
жестокие существа.
— Какая чепуха!
— Я никогда не задумывался над тем, что это может
значить для Уэйда, — медленно произнес Ретт. — Я никогда не думал,
что он страдает. С Бонни так не будет.
— Как — так?
— Вы думаете, я допущу, чтобы моя Бонни стыдилась
своего отца? Допущу, чтобы ее не приглашали на дни рождения, когда ей будет
девять или десять лет? Думаете, допущу, чтобы ее унижали, как Уэйда, за то, в
чем виновата не она, а мы с вами?
— Подумаешь — детские дни рождения!
— Детские дни рождения превращаются потом в балы для
барышень и молодых людей. Вы думаете, я позволю, чтобы моя дочь росла вне
благовоспитанного общества Атланты? Я не намерен посылать ее на Север в школу,
чтобы она приезжала сюда лишь на каникулы, потому что с ней не желают знаться
здесь, или в Чарльстоне, или в Саванне, или в Новом Орлеане. Я не хочу, чтобы
она вынуждена была выйти замуж за янки или за иностранца, потому что никакая
приличная семья южан не захочет принять ее в свое лоно.., так как мать ее была
дура, а отец — мерзавец.
Уэйд, вернувшийся за чем-то, стоял на пороге и озадаченно,
но с интересом слушал.
— Бонни может выйти замуж за Бо, дядя Ретт. На лице
Ретта не было и следа ярости, когда он повернулся к мальчику; казалось, он со
всей серьезностью обдумывал его слова — он всегда был серьезен, разговаривая с
детьми.
— А ведь и правда, Уэйд. Бонни может выйти замуж за Бо
Уилкса. А вот на ком ты женишься?
— О, я — ни на ком, — доверительно сообщил Уэйд,
наслаждаясь этой беседой на равных, какую он мог вести только с Реттом да еще
разве с тетей Мелли, никогда не корившими его и всегда поощрявшими. — Я
поеду учиться в Гарвард и стану юристом, как мой отец, а потом буду храбрым
солдатом — тоже, как он.
— Ну, почему Мелли не может держать рот на
замке! — воскликнула Скарлетт. — Нив какой Гарвард ты, Уэйд, не
поедешь. Это заведение для янки. Ты пойдешь в университет Джорджии, а когда
окончишь его, будешь управлять лавкой вместо меня. Ну, а что касается того, что
твой отец был храбрым солдатом…
— Прекратите! — коротко приказал Ретт: от него не
укрылось, как заблестели глаза Уэйда, когда речь зашла об его отце, которого он
никогда не знал. — Ты вырастешь и будешь таким же храбрым, как твой отец,
Уэйд. Постарайся быть таким, как он, потому что он был героем, и никому не
позволяй говорить о нем иначе. Он ведь женился на твоей матери, верно? Ну, так вот
это уже достаточное доказательство его героизма. А уж я прослежу за тем, чтобы
ты пошел в Гарвард и стал юристом. А теперь, беги и скажи Порку, чтобы он
повозил тебя по городу.
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы
позволили мне самой заниматься воспитанием моих детей! — воскликнула
Скарлетт, когда Уэйд послушно выбежал из комнаты.
— Очень плохо вы ими занимаетесь. Вы сделали все
возможное, чтобы испортить будущее Эллы и Уэйда, но я не допущу, чтобы то же
повторилось и с Бонни. Она будет расти как принцесса, и на всем свете не
найдется человека, которому не захотелось бы общаться с ней. Ни один дом не
будет для нее закрыт. Великий боже, да неужели вы думаете, я позволю, чтобы
она, когда вырастет, общалась с тем сбродом, который заполняет этот дом?
— Однако этот сброд вполне устраивает вас…
— И более чем устраивает вас, моя кошечка. Но это не
для Бонни. Да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она вышла замуж за кого-либо
из этих беглых каторжников, с которыми вы проводите время? Выскочки-ирландцы,
янки, белая рвань, парвеню-«саквояжники»… Чтобы моя Бонни, в жилах которой
течет кровь Батлеров и Робийяров…
— Кровь О’Хара…
— Возможно, в свое время О’Хара были королями Ирландии,
но ваш отец был всего лишь ловким ирландским выскочкой. Да и вы не лучше… Но я
тоже, конечно, хорош. Я мчался по жизни, точно летучая мышь, выпущенная из ада,
не задумываясь над тем, что я делаю, так как все и вся было мне безразлично. А
вот Бонни не безразлична. Боже, каким я был дураком! Теперь Бонни ни за что не
примут в Чарльстоне, сколько бы ни старались моя мать, или ваши тетя Евлалия
или тетя Полин.., ясно, что не примут ее и здесь, если мы чего-то не придумаем
— и быстро…
— Ах, Ретт, вы относитесь к этому так трагически, что
даже смешно. При наших-то деньгах…
— К черту наши деньги! Никакие наши деньги не могут
купить то, чего я хочу для Бонни. Я бы предпочел, чтоб ее приглашали на
черствый хлеб в жалкий дом Пикаров или в этот прохудившийся сарай, в котором
живет миссис Элсинг, чем на республиканские балы, где она была бы первой
красавицей. Скарлетт, вы вели себя как последняя дура. Вам следовало обеспечить
своим детям место в обществе много лет назад, а вы этого не сделали. Вы даже не
позаботились о том, чтобы удержать то место, которое сами там занимали. И
сейчас едва ли можно надеяться, что вы вдруг изменитесь. Слишком вы стремитесь
к наживе и слишком любите принимать людей.
