Бюро вольных людей, созданное федеральным правительством,
чтобы заботиться о бывших рабах, получивших свободу и еще не очень понимавших,
что с ней делать, тысячами переселяло негров с плантаций в поселки и города.
Бюро обязано было кормить их, пока они не найдут себе работу, а они не слишком
спешили, желая сначала свести счеты с бывшими хозяевами. Местное Бюро
возглавлял Джонас Уилкерсон, бывший управляющий Джералда, а помощником у него
был Хилтон, муж Кэтлин Калверт. Эта парочка усиленно распространяла слухи о
том, что южане и демократы только и ждут случая, чтобы снова закабалить негров,
и лишь Бюро вольных людей и республиканская партия способны помочь им избежать
этой участи.
Уилкерсон с Хилтоном внушали также неграм, что они нисколько
не хуже белых и что скоро будут разрешены смешанные браки, а поместья у бывших
хозяев отберут и каждому негру дадут по сорок акров земли и мула в придачу. Они
распаляли негров рассказами о жестокостях, чинимых белыми, и в краю, издавна
славившемся патриархальными отношениями между рабами и рабовладельцами,
вспыхнула ненависть, зародились подозрения.
Бюро в своей деятельности опиралось на солдатские штыки, а
военные власти издали немало вызывавших возмущение циркуляров по поводу того,
как должны вести себя побежденные. Можно было угодить в тюрьму даже за
непочтение к чиновнику Бюро. Циркуляры издавались по любому поводу — об
обучении в школах, о поддержании чистоты, о том, какие пуговицы следует носить
на сюртуке, какими товарами торговать, — словом, на все случаи жизни.
Уилкерсон с Хилтоном имели право вмешаться в любое начинание Скарлетт и
заставить ее продавать или менять товары по той цене, какую они установят.
К счастью, Скарлетт почти не соприкасалась с этой парочкой,
ибо Уилл убедил ее предоставить это ему, а самой заниматься только плантацией.
Мягкий и сговорчивый, Уилл с честью вышел из многих подобного рода трудностей,
а ей и словом не обмолвился о них. Да Уилл справился бы и с «саквояжниками», и
с янки, если бы пришлось. Но теперь возникла проблема, с которой справиться он
не мог. О новом дополнительном налоге на Тару, грозившем потерей поместья,
Скарлетт уже не могла не знать, и поставить ее в известность следовало
немедленно.
Глаза Скарлетт вспыхнули.
— Черт бы побрал этих янки! — воскликнула
она. — Сожрали нас с потрохами, обобрали до нитки — и все им мало, надо
еще спустить на нас свору этих мерзавцев!
Война кончилась, заключили мир, а янки по-прежнему могут
грабить ее, заставить голодать, выгнать из собственного дома. А она-то,
дурочка, считала, что, как бы тяжело ни было, если она продержится до весны —
пусть измотается, пусть устанет, — зато все наладится. Сокрушительная
весть, которую сообщил ей Уилл, была последней каплей, переполнившей чашу ее страданий:
ведь она целый год работала, не разгибая спины, и все надеялась, ждала.
— Ах, Уилл, а я-то думала, что война кончилась и наши
беды остались позади!
— Нет, мэм. — Уилл поднял свое простоватое,
деревенское с квадратной челюстью лицо и в упор посмотрел на нее. — Беды
наши только начинаются.
— И сколько же с нас хотят еще налога?
— Триста долларов. На мгновение она лишилась дара речи.
Триста долларов! Триста долларов для нее сейчас все равно что три миллиона —
такой суммы у нее нет.
— Что ж, — раздумчиво произнесла она, — что
ж.., что ж, значит, придется где-то добывать триста долларов. — Конечно,
мэм. И еще радугу и луну в придачу.
— Но, Уилл, не могут же они продать с молотка Тару!
Ведь это…
В обычно мягком взгляде его светлых глаз появилась такая ненависть,
такая горечь — никогда бы она не подумала, что он способен на подобные чувства.
— Не могут продать Тару? Очень даже могут — и продадут,
и с превеликим удовольствием! Мисс Скарлетт, вы уж меня простите, но нашему
краю теперь пришла крышка. Эти «саквояжники» и подлипалы — они ведь голосовать
могут, а из нас, демократов, мало кто такое право имеет. Ежели за каким
демократом в шестьдесят пятом году в налоговых книгах штата больше двух тысяч
долларов было записано, такой демократ не может голосовать. Значит, и ваш
папаша, и мистер Тарлтон, и Макра, и Фонтейны — все вылетают из списков. Потом,
ежели ты был полковником и воевал, ты тоже не можешь голосовать, а ей-же-богу,
мисс Скарлетт, у нас куда больше полковников, чем в любом другом штате
Конфедерации. И ежели ты служил правительству конфедератов, ты тоже не можешь
голосовать; значит, все вылетают из списков — от нотариусов до судей, и таких
людей сейчас в лесах полным-полно. Словом, лихо янки подловили нас с этой своей
присягой на верность: выходит, ежели ты был кем-то до войны, значит, голосовать
не можешь. Люди умные, люди достойные, люди богатые — все лишены права голоса.
Ну, я-то, конечно, мог бы голосовать, ежели б принял эту их
чертову присягу. У меня ведь никаких денег в шестьдесят пятом не было и полковником
я не был, да и вообще никем. Только дудки — никакой их присяги я принимать не
стану. Даже не взгляну на нее! Если б янки по-честному себя вели, я бы принял
их присягу, а сейчас не стану. К Союзу можете присоединить меня, пожалуйста, а
какая тут может быть Реконструкция — в толк не возьму. Ни за что не приму их
присяги — пусть даже никогда больше не буду голосовать… А вот такой подонок,
как этот Хилтон, — он голосовать может, и мерзавцы вроде Джонаса
Уилкерсона, и всякие белые голодранцы вроде Слэттери, и никчемные людишки вроде
Макинтошей — они все могут голосовать. И они теперь правят всем. И ежели
вздумают двадцать раз взыскать с вас налог, то и взыщут. Теперь ведь ниггер
убьет белого — и никто его за это не повесит. Или, скажем… — Он умолк, погрузившись
в свои мысли, и оба одновременно вспомнили про белую женщину на уединенной
ферме близ Лавджоя… — Эти ниггеры могут как угодно нам гадить: Бюро вольных
людей все равно их выгородит, и солдаты поддержат винтовками, а мы даже
голосовать не можем и вообще не можем ничего.
— Голосовать, голосовать! — воскликнула
Скарлетт. — Да какое отношение имеет голосование к тому, о чем мы говорим,
Уилл?! Мы же говорим о налогах… Послушай, Уилл, ведь все знают, что Тара —
хорошая плантация. В крайнем случае можно заложить ее за приличную сумму, чтоб
заплатить налог. — Мисс Скарлетт, вы же не дурочка, а иной раз так
говорите, что можно подумать — глупее вас на свете нет. Да у кого сейчас есть
деньги, чтобы дать вам под вашу собственность? У кого, кроме «саквояжников», а
они-то как раз и хотят отобрать у вас Тару! У всех есть земля. Всем земля
чего-то приносит. Нельзя отдавать землю.
— У меня есть бриллиантовые сережки, которые я отобрала
у того янки. Мы могли бы их продать.
— Мисс Скарлетт, ну у кого есть деньги, чтоб сережки
покупать? Да у людей на мясную грудинку денег нет, где там на мишуру! Вот у вас
есть десятка золотом, а у многих, могу поклясться, и того нет.
Они снова замолчали; Скарлетт казалось, что она бьется
головой о каменную стену. Сколько же было за прошлый год таких стен, о которые
ей пришлось биться головой!
