— У него есть любовь!.. Я хочу сказать: он любит меня!
— В самом деле? Тогда ответьте мне еще на один вопрос»
и на этом мы сегодня покончим. Можете взять деньги и хоть выбрасывайте их на
помойку — мне все равно.
Ретт поднялся на ноги и швырнул в пепельницу недокуренную
сигару. В его движениях была та дикарская раскованность и сдержанная сила, которые
Скарлетт подметила в ту ночь, когда пала Атланта, — что-то зловещее и
немного пугающее.
— Если он любит вас, тогда какого черта отпустил в
Атланту добывать деньги на уплату налога? Прежде чем позволить любимой женщине
пойти на такое, я бы…
— Он же не знал! Он понятия не имел, что я…
— А вам не приходило в голову, что ему следовало бы
знать? — В голосе его звучала еле сдерживаемая ярость. — Если бы он
любил вас, как вы говорите, он должен был бы знать, на что вы способны, когда
доведены до отчаяния. Да он должен был бы убить вас, но не отпускать сюда — и
прежде всего ко мне! Господи ты боже мой!
— Да он же не знал!
— Если он не догадался сам, без подсказки, значит,
ничего он не знает ни о вас, ни о вашем драгоценном уме.
Как это несправедливо! Не может же Эшли читать в мыслях! Да
и разве сумел бы он ее удержать, если бы даже знал! И вдруг Скарлетт поняла,
что Эшли мог бы ее удержать. Достаточно было ему тогда, во фруктовом саду, хотя
бы намекнуть на то, что когда-нибудь все изменится, и она бы даже не подумала
обращаться к Ретту. Достаточно было одного нежного слова, даже мимолетной ласки
на прощание, когда она садилась в поезд, и — и она бы осталась. Но он говорил
только о чести. И однако же.., неужели Ретт прав? Неужели Эшли знал, что у нее
на уме? Она поспешила отбросить порочащую его мысль. Конечно же, он ничего не
подозревал. Эшли никогда бы не заподозрил, что ей может прийти в голову нечто
столь безнравственное. Слишком он порядочный человек, чтобы у него могли
зародиться подобные мысли. Просто Ретт пытается замарать ее любовь. Пытается
изодрать в клочья то, что ей дороже всего на свете. Настанет день, мстительно
подумала она, дела в лавке наладятся, лесопилка будет приносить неплохой доход.
У нее появятся деньги, и она заставит Ретта заплатить за все страдания и
унижения, которые по его милости вынесла.
А он стоял и с легкой усмешкой, явно забавляясь, смотрел на
нее сверху вниз. Чувства, кипевшие в нем, улеглись.
— Собственно, к вам-то все это какое имеет
отношение? — спросила она. — Это мое дело и дело Эшли, а не ваше. Он
пожал плечами.
— Имеет, поскольку ваша стойкость, Скарлетт, вызывает
во мне глубокое и бескорыстное восхищение и я не хочу быть свидетелем того, как
ваш дух будет стерт в порошок чересчур тяжелыми жерновами. На вас лежит Тара.
Уж одного этого бремени хватило бы для мужчины. Прибавьте сюда больного отца. А
он уже никогда не сумеет вам помочь. Потом — ваши сестры и негры. И теперь вы
еще взвалили себе на плечи мужа и, по всей вероятности, мисс Питтипэт. Слишком
большие легли на вас тяготы и без Эшли Уилкса и его семейства.
— Он мне вовсе не в тягость. Он мне помогает…
— О, ради всего святого! — воскликнул Ретт, теряя
Терпение. — Не надо делать из меня дурака! Ничем он вам не помогает. Он
сидит у вас на шее и будет сидеть — на вашей или на чьей-то еще — до самой
своей смерти. Впрочем, надоело мне говорить о нем… Так сколько вам нужно денег?
Самые резкие, бранные слова готовы были сорваться у нее с
языка. Да после того, как он наговорил ей столько грубостей, после того, как
вытянул из нее все самое дорогое и растоптал, он еще думает, что она станет
брать у него деньги!
Но бранные слова так и не были произнесены. Как было бы
чудесно презрительно поднять брови в ответ на его предложение и выставить Ретта
из лавки! Но только люди действительно богатые, действительно обеспеченные
могут позволить себе такую роскошь, а она, до тех пор пока бедна — только пока
бедна, — вынуждена терпеть. Зато когда она разбогатеет, — о, как
чудесно греет эта мысль! — когда она разбогатеет, она не станет мириться с
тем, что ей не нравится, не станет обходиться без того, чего ей хочется, не
будет даже любезной с теми, кто перечит ей.
«Я их всех пошлю к черту, — подумала она. — И
Ретта Батлера — в первую очередь!» Мысль эта была столь приятна, что зеленые
глаза ее засверкали и на губах появилась легкая улыбка. Ретт Батлер тоже
улыбнулся.
— Вы прелестны, Скарлетт, — сказал он. —
Особенно когда задумываете какую-нибудь чертовщину. За одну ямочку на вашей
щечке я куплю вам чертову дюжину мулов, если они вам нужны.
Входная дверь распахнулась, и вошел приказчик, ковыряя
птичьим пером в зубах. Скарлетт встала, оправила на себе шаль и крепко завязала
ленты шляпки под подбородком. Решение ее было принято.
— Вы сегодня заняты? Не могли бы вы поехать со мной
сейчас? — спросила она.
— Куда?
— Я хочу, чтобы вы съездили со мной на лесопилку. Я
обещала Фрэнку, что не буду выезжать из города одна.
— На лесопилку, в такой дождь!
— Да, я хочу купить лесопилку сейчас же, пока вы не
передумали.
Он расхохотался так громко, что мальчишка за прилавком
вздрогнул и с любопытством уставился на него.
— Вы, кажется, забыли, что вы замужем? Миссис Кеннеди
не может позволить себе такого — разъезжать по округе в сопровождении этого
нечестивца Батлера, которого не принимают в хороших домах. Вы что, забыли о
своей репутации?
— Репутация — че-пу-ха! Я хочу купить лесопилку, пока
вы не передумали и пока Франк не узнал, что я ее покупаю. Не будьте таким
неповоротливым, Ретт. Ну, что такое дождь? Поехали скорее.
Ох, уж эта лесопилка! франк скрежетал зубами всякий раз, как
вспоминал о ней, проклиная себя за то, что вообще сказал об этом Скарлетт. Мало
того, что она продала свои сережки капитану Батлеру (надо же было продать
именно ему!) и купила лесопилку, даже не посоветовавшись с собственным
мужем, — она еще сама взялась за дело. Вот это уже скверно. Точно она не
доверяет ему или его суждениям.
Фрэнк — как и все его знакомые мужчины — считал, что жена
должна жить, опираясь на мудрый жизненный опыт мужа, должна полностью
соглашаться с его мнением и не иметь своего собственного. Он охотно позволил бы
большинству женщин поступать по-своему. Женщины — они такие смешные, и что же
тут плохого — потакать их маленьким капризам? Человек по натуре мягкий и
кроткий, он был не из тех, кто стал бы слишком урезать жену. Ему бы даже
доставило удовольствие исполнять всякие нелепые желания милого маленького
существа и потом любовно журить женушку за глупость и расточительство. Но то,
что надумала Скарлетт, просто не укладывалось у него в голове.
Взять хотя бы лесопилку. Он был буквально сражен, когда в
ответ на его вопрос она с ласковой улыбкой заявила, что намерена вести дело
сама. «Лесом я сама займусь» — так она и сказала. Фрэнк в жизни не забудет этой
ужасной минуты. Займется сама? Нет, это немыслимо. Да ни одна женщина в Атланте
не занималась делами. Собственно, Фрэнк вообще не слышал, чтобы женщины
где-либо и когда-либо этим занимались. Если какой-то из них не повезло и она
вынуждена была подрабатывать, чтобы помогать семье в нынешние тяжелые времена,
делала она это скромно, по-женски: пекла пироги, как миссис Мерриуэзер, или
расписывала фарфор, шила и держала постояльцев, как миссис Элсинг и Фэнни, или
учила детишек, как миссис Мид, или давала уроки музыки, как миссис Боннелл.
Дамы подрабатывали, но дома, как и положено женщине. Но чтобы женщина оставила
домашний очаг, вступила в грубый мир мужчин и стала соперничать с ними в делах,
повседневно общаться, навлекая на себя оскорбления и сплетни.., да еще когда
ничто ее к этому не принуждает, когда у нее есть муж, вполне способный о ней
позаботиться!
