Считая «Хижину дяди Тома» столь же достоверной, как Библия,
все женщины-янки спрашивали про овчарок, которых якобы держит каждый южанин,
чтобы травить ими беглых негров. И они ни за что не хотели поверить Скарлетт,
утверждавшей, что за всю свою жизнь она видела всего одну овчарку, причем то
была небольшая добрая собака, а вовсе не огромный злющий пес. Они расспрашивали
Скарлетт про страшные приспособления, с помощью которых плантаторы клеймили
лица рабов, и про девятихвостую плетку, которой забивали рабов до смерти, и
премерзко — Скарлетт считала, что просто невоспитанно, — интересовались
сожительством господ с рабами. Особенно возмущали ее эти расспросы теперь, когда
в Атланте, после того как солдаты-янки обосновались в городе, появилось столько
детей-мулатов. Любая уроженка Атланты просто задохнулась бы от ярости, слушая
все эти россказни, замешенные на невежестве и предубеждении, но Скарлетт
умудрялась держать себя в руках. Помогало ей то, что эти женщины вызывали у нее
скорее презрение, чем гнев. Ведь они были всего лишь янки, а разве от янки
можно чего-то хорошего ждать? Поэтому оскорбления, которые они походя наносили
ее штату, ее народу и его морали, скользили мимо нее, никогда глубоко ее не
задевая, и вызывали в ее душе лишь тщательно скрытую усмешку, пока не произошел
один случай, доведший ее до полного бешенства и доказавший — если ей еще
требовались доказательства, — сколь широка была пропасть между Севером и
Югом и как невозможно перекинуть через нее мост.
Однажды днем Скарлетт возвращалась домой с дядюшкой Питером
и путь их пролегал мимо дома, где семьи трех офицеров жили друг у друга на
голове, дожидаясь, пока им построят собственные дома из леса Скарлетт. Все три
жены стояли на дорожке, когда она проезжала мимо, и, завидев ее, тотчас
замахали ей, прося остановиться. Они подошли к двуколке и поздоровались, лишний
раз заставив Скарлетт подумать, что янки можно многое простить, но только не их
голоса.
— Вы-то как раз мне и нужны, миссис Кеннеди, —
сказала высокая тощая женщина из штата Мэн. — Мне нужно кое-что узнать про
этот паршивый городишко.
Скарлетт с должным презрением проглотила оскорбление,
нанесенное Атланте, и постаралась изобразить на лице самую очаровательную
улыбку.
— Что же вы хотели бы от меня услышать?
— Моя няня Бриджит вернулась к себе на Север. Она
заявила, что и дня здесь больше не останется среди этих «найгеров», как она их
называет. А дети просто с ума меня сводят! Скажите, как найти няню? Я просто не
знаю, к кому обратиться.
— Ну, это не трудно, — сказала Скарлетт и
рассмеялась. — Если вы сумеете найти чернокожую из деревни, которая еще не
испорчена этим Бюро вольных людей, вы получите преотличную служанку. Просто
постойте возле калитки, вот тут, и спрашивайте каждую чернокожую, которая будет
проходить мимо, и я уверена…
Все три женщины возмущенно закудахтали.
— Да неужели вы думаете, я доверю моих дочерей черной
няньке? — воскликнула женщина из Мэна. — Мне нужна хорошая ирландка.
— Боюсь, в Атланте вы не найдете ирландских
слуг, — холодно возразила Скарлетт. — Я лично никогда еще ни видела
белой служанки и не хотела бы иметь белую служанку у себя в доме. К тому
же, — она не сдержалась, и легкая ирония прозвучала в ее тоне, —
уверяю вас, чернокожие — не людоеды и им вполне можно доверять.
— Ну, уж нет! В моем доме черных не будет. Надо же
придумать такое!
— Да я им в жизни ничего не доверю — ведь стоит
отвернуться… А уж чтобы они детей моих нянчили…
Скарлетт вспомнила добрые узловатые руки Мамушки,
натруженные до мозолей в стремлении угодить и Эллин, и ей, и Уэйду. Да разве
эти чужеземцы могут знать, какими ласковыми и заботливыми бывают черные руки,
как они умеют погладить, обнять, успокоить?! У нее вырвался короткий смешок.
— Любопытно, что вы к ним так относитесь — ведь это вы
же их освободили.
— О господи! Уж конечно, не я, душенька! —
рассмеялась женщина из Мэна. — Да я в жизни не видела ни одного ниггера,
пока в прошлом месяце не приехала сюда, на Юг, и нисколько не огорчусь, если
никогда больше не увижу. У меня от них мурашки по коже бегут. В жизни ни одному
из них не доверю…
Тем временем Скарлетт успела заметить, что дядюшка Питер
как-то тяжело дышит и, сидя очень прямо, весь напрягшись, неотрывно глядит на
уши лошади. А теперь ей волей-неволей пришлось повернуться к нему, ибо женщина
из Мэна вдруг громко расхохоталась и указала на него своим
приятельницам., — Вы только посмотрите на этого старого ниггера — надулся
как жаба, — взвизгнула она. — Видно, ваш любимый старый пес, верно?
Нет, вы, южане, не знаете, как обращаться с ниггерами. Вы их так балуете,
просто ужас.
Питер глубоко втянул в себя воздух, морщины на его лбу
обозначились резче, но он продолжал пристально смотреть вперед. За всю его
жизнь ни один белый ни разу еще не обозвал его «ниггером». Другие негры — да,
обзывали. Но белые — никогда. И чтобы про него сказали, будто он недостоин
внимания, да еще обозвали «старым псом» — это его-то, Питера, который всю свою
жизнь был достойной опорой дома Гамильтонов!
Скарлетт скорее почувствовала, чем увидела, как задрожал от
оскорбленной гордости черный подбородок, и слепая ярость обуяла ее. Она с
холодным презрением слушала, как эти женщины поносили армию конфедератов,
ругали на чем свет стоит Джефа Дэвиса и обвиняли южан в том, что они убивают и
мучают своих рабов. Если бы речь шла о ее честности и добродетели, она, блюдя
свою выгоду, снесла бы оскорбления. Но от сознания, что эти идиотки оскорбили
преданного старого негра, она вспыхнула, как порох от зажженной спички. На
секунду взгляд ее остановился на большом пистолете, который торчал у Питера за
поясом, и руки зачесались схватить его. Всех бы их перестрелять, этих наглых,
невежественных хамов-завоевателей. Но она только крепко стиснула зубы, так что
желваки заходили на скулах, твердя себе, что не пришло еще время сказать янки,
что она о них думает. Когда-нибудь это время придет. Ей-богу, придет! Но не
сейчас.
— Дядюшка Питер — член нашей семьи, — сказала она
дрожащим голосом. — Всего хорошего. Поехали, Питер.
Питер так огрел лошадь хлыстом, что испуганное животное
рванулось вперед и двуколка запрыгала по камням, а до Скарлетт донесся
удивленный голос женщины из Мэна:
— Член ее семьи? Она что, хотела сказать — родственник?
Но он же совсем черный.
«Черт бы их подрал! Да их надо уничтожить, смести с лица
земли. Набрать бы мне только побольше денег — уж тогда я плюну им в лицо. Я…»
Она взглянула на Питера и увидела, что по носу его катится слеза. И такая
нежность, такая горечь за его униженное достоинство охватила Скарлетт, что и у
нее защипало глаза. Ей стало больно, точно при ней бессмысленно обидели
ребенка. Эти женщины обидели дядюшку Питера — Питера, который прошел с
полковником Гамильтоном Мексиканскую войну, Питера, который держал хозяина на
руках в его смертный час, Питера, который вырастил Мелли и Чарльза, который
заботился о непутевой, глупенькой Питтипэт, «потрухал» за ней, когда она бежала
из города, после поражения «добыл» лошадь и привез ее из Мейкона через
разрушенную войной страну. И они еще говорят, что нельзя доверять неграм!
