— Ну так вот, долго ли коротко ли, Сьюлин задумала
получить с янки за хлопок, который они сожгли, и за стадо, которое угнали, и за
изгороди и за сараи, которые порушили.
— С янки?
А вы не знаете? Правительство янки платит сторонникам Союза
на Юге за всю разрушенную и уничтоженную собственность.
— Конечно, знаю, — сказала Скарлетт. — Но к
нам-то это какое имеет отношение?
— Очень даже большое, но мнению Сьюлин. В тот день,
когда я отвез ее в Джонсборо, она встретила миссис Макинтош, и пока они
болтали, Сьюлин, само собой, заметила, как миссис Макинтош разодета, и,
понятно, спросила, откуда у той такие наряды. И тут миссис Макинтош приняла
важный вид и сообщила, что муж ее подал федеральному правительству иск и
потребовал возмещения ущерба за уничтоженную собственность — он был-де верным
сторонником Союза и никогда ни в какой форме не оказывал помощи и не
споспешествовал Конфедерации.
— Они и в самом деле никогда никому не помогали и не
споспешествовали, — огрызнулась Скарлетт. — Ох уж эти
полушотландцы-полуирландцы!
— Что ж, может, оно и так. Я их не знаю. Словом,
правительство выдало им.., я позабыл, сколько тысяч долларов. Так или иначе,
кругленькую сумму. Вот тут-то Сьюлин и завелась. Она думала про это всю неделю,
но нам ничего не говорила, потому что знала: мы только посмеемся. Однако ей
необходимо было с кем-то поговорить, поэтому она поехала к мисс Кэтлин, и эта
белая рвань Хилтон напичкал ее всякими идеями. Он ей растолковал, что ваш
папенька ведь и родился-то не здесь, и сам в войне не участвовал, и сыновей на
войну не посылал, и не имел постов при Конфедерации. Хилтон сказал, можно де
представить мистера О’Хара как преданного сторонника Союза. Заморочил он ей
голову этой блажью, вернулась она домой и принялась обрабатывать мистера
О’Хара. Ей-богу, Скарлетт, ваш папенька и половины не понимал из того, что она
ему говорила. А она как раз на это и рассчитывала — что он даст Железную
клятву, а сам ничего даже и не поймет.
— Чтоб папа дал Железную клятву! — воскликнула
Скарлетт.
— Так ведь он последние месяцы совсем стал на голову
слаб, и, наверно, она на это рассчитывала. Мы-то ведь ничего не подозревали.
Понимали только, что она что-то колдует, но не знали, что Сьюлин тревожит
память вашей покойной матушки: она-де с укором смотрит из могилы на вашего
батюшку за то, что дочки по его вине ходят в лохмотьях, тогда как он мог бы-де
получить с янки сто пятьдесят тысяч долларов. — Сто пятьдесят тысяч
долларов… — прошептала Скарлетт, и ее возмущение Железной клятвой стало таять.
Какие деньги! И их можно получить за одну подпись под
присягой на верность правительству Соединенных Штатов — присягой,
подтверждающей, что ты всегда поддерживал правительство и никогда не помогал и
не сочувствовал его врагам. Сто пятьдесят тысяч долларов! Столько денег за
совсем маленькую ложь! Нет, не может она в таком случае винить Сьюлин. Силы
небесные! Так, значит, вот что имел в виду Алекс, когда говорил, что Сьюлин
надо высечь?! Вот почему в округе хотели бы ее четвертовать?! Дураки они, все
до единого! Что бы, к примеру, могла она, Скарлетт, сделать с такими деньгами!
Что бы мог сделать с такими деньгами любой из ее соседей по округе! Ну, а какое
значение имеет маленькая ложь? В конце концов, что бы ни вырвать у янки — все
благо, все справедливо, а уж как ты получил денежки — не имеет значения.
— И вот вчера около полудня, когда мы с Эшли тесали
колья для изгороди, Сьюлин взяла эту самую повозку, посадила в нее вашего
батюшку и, не сказав никому ни слова, отправилась с ним в город. Мисс Мелли
догадывалась, для чего они поехали, но она только молила бога, чтобы Сьюлин
одумалась, а нам ничего не сказала. Она просто не представляла себе, что Сьюлин
может отважиться на такое.
А сегодня я узнал, как все было. Этот трус Хилтон пользуется
каким-то там влиянием среди других подлипал и республиканцев в городе, и Сьюлин
согласилась отдать им часть денег — не знаю сколько, — если они, так
сказать, подтвердят, что мистер О’Хара был преданным сторонником Союза, и
скажут, что он-де ирландец, в армии не был и прочее, и дадут ему письменные
рекомендации. А вашему батюшке надо было только принять присягу да поставить
свою подпись на бумаге и отослать ее в Вашингтон.
Они быстро прочитали текст присяги, и ваш батюшка слова не
сказал, и все шло хорошо, пока Сьюлин не предложила ему подписаться. Тут наш
хозяин вроде бы пришел в себя и замотал головой. Не думаю, чтобы он понимал в
чем дело, только все это ему не нравилось, а Сьюлин никогда ведь не имела к
нему подхода. Ну, ее чуть кондрашка не хватила — столько хлопот, и все зря. Она
вывела вашего батюшку из конторы, усадила в повозку и принялась катать по
дороге туда-сюда и все говорила, как ваша матушка плачет в гробу, что дети ее
мучаются, тогда как он мог бы их обеспечить. Мне рассказывали, что батюшка ваш
сидел в повозке и заливался слезами как ребенок — он всегда ведь плачет, когда
слышит имя вашей матушки. Все в городе видели их, и Алекс Фонтейн подошел к
ним, хотел узнать в чем дело, но Сьюлин так его обрезала — сказала, чтоб не
вмешивался, когда не просят; он обозлился и ушел.
Не знаю уж, как она до этого додумалась, но только к вечеру
раздобыла она бутылку коньяку и повела мистера О’Хара назад в контору и
принялась там его поить. А у нас в Таре, Скарлетт, спиртного не было вот уже
год — только немного черносмородинной да виноградной настойки, которую Дилси
делает, и мистер О’Хара от крепкого-то вина отвык. Сильно он набрался, а после
того как Сьюлин уговаривала его и спорила часа два, он сдался и сказал, да, он
подпишет все, что она хочет. Вытащили они снова бумагу с присягой, и когда перо
уже было у вашего батюшки в руке, Сьюлин и сделала промашку. Она сказала: «Ну,
теперь Слэттери и Макинтоши не смогут уже больше задаваться!» Дело в том,
Скарлетт, что Слэттери подали иск на большую сумму за этот свой сарай, который
янки у них сожгли, и муж Эмми выбил им эти деньги через Вашингтон.
Мне рассказывали, когда Сьюлин произнесла эти фамилии, ваш
батюшка этак выпрямился, расправил плечи и зыркнул на нее глазами. Все
соображение сразу вернулось к нему, и он сказал:
«А что, Слэттери и Макинтоши тоже подписали такую бумагу?»;
Сьюлин заюлила, сказала: «Да», потом: «Нет», что-то
забормотала, а он как рявкнет на нее: «Отвечай мне, этот чертов оранжист и этот
чертов голодранец тоже подписали такое?» А этот малый Хилтон медовым таким
голосом и говорит: «Да, сэр, подписали и получили уйму денег, и вы тоже получите».
Тут хозяин наш взревел как бык. Алекс Фонтейн говорит: он был в салуне на
другом конце улицы — и то услышал. А мистер О’Хара, разделяя слова, будто масло
ножом режа, сказал: «И вы что же, думаете, что О’Хара из Тары пойдет той же
грязной дорогой, что какой-то чертов оранжист и какой-то чертов голодранец?»
Разорвал он эту бумагу на две половинки и швырнул их Сьюлин прямо в лицо. «Ты
мне не дочь!» — рявкнул он, и не успел никто и слова вымолвить, как он выскочил
из конторы.
