«Ну, мне-то это нравится, — подумала Скарлетт, стараясь
уловить, куда клонит, старуха. — Я-то рада его женитьбе на Сьюлин. Почему
бабуля считает, что мне это неприятно? Просто она убеждена, что мне это должно
быть неприятно так же, как и ей».
Скарлетт была озадачена и чувствовала себя немного
пристыженной — как всегда, когда люди приписывали ей помыслы и чувства, которых
она не разделяла.
Между тем бабуля, обмахиваясь пальмовым листом, живо
продолжила:
— Я не одобряю этого брака, как и ты, но я практически
смотрю на вещи — и ты тоже. И когда происходит что-то неприятное, а ты ничего
не можешь поделать, какой смысл кричать и колотить по полу ногами. В жизни
бывают взлеты и падения, и с этим приходится мириться. Я-то уж знаю: ведь в
нашей семье, да и в семье доктора этих взлетов и падений было предостаточно. И
наш девиз такой: «Не вопи — жди с улыбкой своего часа». С этим девизом мы
пережили немало — ждали с улыбкой своего часа и стали теперь большими
специалистами по части выживания. Жизнь вынудила. Вечно мы ставили не на ту
лошадь. Бежали из Франции с гугенотами, бежали из Англии с кавалерами
[15]
, бежали из Шотландии с Красавцем принцем Чарли
[16]
,
бежали с Гаити, изгнанные неграми, а теперь янки нас изничтожили. Но когда бы
ни случилась беда, проходит несколько лет — и мы снова на коне. И знаешь
почему?
Она склонила голову набок, и Скарлетт подумала, что больше
всего бабуля сейчас похожа на старого всеведущего попугая.
— Нет, конечно, не знаю, — вежливо ответила она.
Но в душе все это ей бесконечно наскучило — совсем как в тот день, когда бабуля
пустилась в воспоминания о бунте индейцев. — Ну, так я тебе и скажу, в чем
причина. Мы склоняемся перед неизбежным. Но не как пшеница, а как гречиха!
Когда налетает буря, ветер приминает спелую пшеницу, потому что она сухая и не
клонится. У спелой же гречихи в стебле есть сок, и она клонится. А как ветер
уймется, она снова подымается, такая же прямая и сильная, как прежде. Вот и
наша семья — мы умеем когда надо согнуться. Как подует сильный ветер, мы
становимся очень гибкими, потому что знаем: эта гибкость окупится. И когда
приходит беда, мы склоняемся перед неизбежным без звука, и работаем, и
улыбаемся, и ждем своего часа. И подыгрываем тем, кто много ниже нас, и берем
от них все что можем. А как войдем снова в силу, так и дадим под чад тем, на
чьих спинах мы вылезли.
В этом, дитя мое, секрет выживания. — И, помолчав, она
добавила: — Я завещаю его тебе.
Старуха хмыкнула, как бы забавляясь собственными словами,
несмотря на содержавшийся в них яд. Она, казалось, ждала от Скарлетт согласия
со своей точкой зрения, но та не очень внимала всем этим рассуждениям и не
могла придумать, что бы сказать.
— Нет, — продолжала Старая Хозяйка, — наша
порода, сколько ее в землю ни втаптывай, всегда распрямится и встанет на ноги,
а этого я не о многих здешних могу сказать. Посмотри на Кэтлин Калверт. Сама
видишь, до чего она дошла. Белая голытьба! Даже ниже опустилась, чем ее
муженек. Посмотри на семью Макра. Втоптаны в землю, беспомощны, не знают, что
делать, не знают, как жить. И даже не пытаются. Только и причитают, вспоминая,
как было хорошо в старину. Или посмотри на.., да в общем, на кого ни посмотри в
нашем графстве, за исключением моего Алекса и моей Салли, да тебя и Джима
Тарлтона с его девчонками, ну и еще кое-кого. Все остальные пошли на дно,
потому что нет в них жизненных соков, нет у них духу встать на ноги. Люди эти
держались, пока у них были деньги и черномазые, а теперь, когда ни денег, ни
черномазых не стало, они уже в следующем поколении станут «голодранцами».
— Вы забыли про Уилксов. — Нет, я про них не
забыла. Я просто решила быть деликатной и не упоминать про них: ведь Эшли —
твой гость. Но раз уж ты произнесла это имя — что ж, посмотри на них! Возьми
Индию — как я слышала, она уже превратилась в высохшую старую деву и изображает
из себя вдову, потому что Сью Тарлтона убили; она даже не пытается забыть его и
постараться подцепить кого-нибудь другого. Она, конечно, не девочка, но, если б
постаралась, могла бы подцепить какого-нибудь вдовца с большой семьей. Ну, а
бедная Милочка — та всегда была помешана на мужчинах и не отличалась большим
умом. Что же до Эшли, ты только посмотри на него!
— Эшли — прекрасный человек, — запальчиво начала
было Скарлетт.
— Я и не говорю, что не прекрасный, но он беспомощен,
как черепаха, перевернутая на спину. И если семейство Уилксов переживет эти
тяжелые времена, то лишь благодаря Мелли. Это она их вытянет, а не Эшли.
— Мелли! Господи, бабуля! Ну, о чем вы говорите?! Я
достаточно долго жила с Мелли и знаю, какая она болезненная и как боится всего,
да у нее не хватит духу сказать гусю «пошел вон».
— А зачем, собственно, надо говорить гусю «пошел вон»?
По-моему, это только зряшная трата времени. Гусю она, может, такого и не
скажет, зато скажет всему миру, или правительству янки, или чему угодно, что
будет угрожать ее драгоценному Эшли, или ее мальчику, или ее представлениям о
жизни. Она другая, Скарлетт, — не такая, как ты или я. Так вела бы себя
твоя мать, будь она жива. Мелли часто напоминает мне твою мать в молодости… И
очень может быть, что ей удастся вытянуть семейство Уилксов. — Ну, Мелли —
это добропорядочная простофиля. Что же до Эшли, то вы несправедливы к нему.
Ведь он…
— Да перестань ты! Эшли только и учили, что читать
книжки, и больше, ничего. А это не поможет человеку вылезти из тяжкого
испытания, которое выпало сейчас всем нам на долю. Как я слышала, он самый
плохой земледелец во всей округе. Попробуй сравни его с моим Алексом! До войны
Алекс был настоящим денди — никчемнее его во всем свете было не сыскать: так и
думал что о новых галстуках, да как бы напиться, да подстрелить кого-нибудь, а
нет — так гонялся за девчонками, которые тоже были хороши. А ты посмотри на
него теперь! Как он научился хозяйствовать, потому что пришлось научиться.
Иначе он подох бы с голоду и все мы вместе с ним. И вот теперь он выращивает в
графстве хлопок — вот так-то, мисс! Куда лучше того, что выращивают в Таре! И
со свиньями, и с птицей умеет обращаться. Хм! Хоть и вспыльчивый, а отличный
малый. Умеет ждать своего часа, и если изменились времена, то и он меняется;
когда вся эта Реконструкция окончится, вот увидишь — мой Алекс будет такой же
богатый, какими были его отец и дед. А вот Эшли…
Скарлетт не могла спокойно слушать, как принижают Эшли.
— Все это пустые разговоры, — холодно прервала она
старуху, хотя и кипела от возмущения.
— Ничего подобного, — заявила бабуля, пронзая ее
острым взглядом. — Ведь с тех пор как ты уехала в Атланту, ты тоже именно
так себя и вела. Да, да. Мы все слышали про твои проделки, хоть и живем здесь в
глуши. Времена изменились, и ты изменилась. Мы слышали, как ты подлизывалась к
янки, и ко всякой белой рвани, и к набившим себе мошну «саквояжникам», —
лишь бы вытянуть из них денежки. Уж ты их и умасливаешь, и улещиваешь, как я
слыхала. Что ж, сказала я себе, так и надо. Бори у них каждый цент — сколько
сможешь, но когда наберешь достаточно, пни их в морду, поскольку больше они
тебе не нужны. Только не забудь это сделать и пни как следует, потому что
прилипни к тебе белая рвань — и ты погибла.