Они куда привлекательнее, чем местная знать — те так плохо
одеты, и такие скучные, и так много работают, у них и времени-то нет на
развлечения. Словом, не одна девица из известных в Атланте семей сбежала с
офицером-янки, разбив этим сердца своих близких. Случалось, брат, встретив на
улице сестру, молча проходил мимо, а мать и отец даже не упоминали имени
дочери. От всех этих трагедий ужас леденил кровь тех, чьим девизом было: «Не
сдаваться», и ужас этот исчезал от одного вида милого, но непреклонного личика
Мелани. Это такая цельная натура, говорили про нее матроны, она подает всем
городским девицам прекрасный пример. А поскольку она не выставляла напоказ
своих добродетелей, то и девушки не чурались ее.
А Мелани и в голову не приходило, что она становится
средоточием нового общества. Она просто считала, что люди хорошо к ней
относятся и потому приходят в гости и приглашают ее в свои кружки по шитью,
котильонные клубы и музыкальные общества. Атланта всегда была городом, где
музицировали и любили хорошую музыку, хотя обитатели других южных городов
ехидно утверждали, что в Атланте и не пахнет культурой, и вот теперь, по мере
того как все тяжелее и напряженнее становилась жизнь, стал возрождаться и
интерес к музыке. Музыка давала возможность забыть о наглых рожах на улице и о
синих мундирах размещенного в городе гарнизона.
Мелани не без смущения согласилась стать во главе недавно
созданного Субботнего музыкального кружка. Она объясняла оказанную ей честь
лишь тем обстоятельством, что могла аккомпанировать на пианино кому угодно —
даже девицам Маклюр, которые любили петь дуэтом, хотя им медведь на ухо
наступил.
На самом же деле объяснялось это тем, что Мелани сумела
весьма дипломатично объединить Дам-арфисток, Мужской хоровой клуб и Общество
юных леди-гитаристок и мандолинисток с Субботним музыкальным кружком, так что
теперь в Атланте появилась возможность слушать хорошую музыку. Многие считали,
что Субботний кружок исполняет «Богему» куда профессиональнее, чем театры
Нью-Йорка или Нового Орлеана. А когда Мелани сумела привлечь к делу еще и
Дам-арфисток, миссис Мерриуэзер сказала миссис Мид и миссис Уайтинг, что надо
поставить Мелани во главе кружка. Если она способна ладить с арфистками, она
поладит с кем угодно, заявила миссис Мерриуэзер. Сама она играла на органе,
аккомпанируя хору в методистской церкви, и, будучи органисткой, не слишком
высоко целила арфу и арфисток.
Мелани избрали также секретарем Ассоциации по
благоустройству могил наших доблестных воинов и Кружка по шитью для вдов и
сирот Конфедерации. Эта новая честь выпала на долю Мелани после чрезвычайного
бурного совместного заседания обоих обществ, которое чуть не закончилось потасовкой
и разрывом многолетних уз дружбы. На заседании обсуждалось, надо или не надо
выпалывать сорняки на могилах солдат Союза, находящихся рядом с могилами солдат
Конфедерации. Вид неопрятных могильных холмов янки лишал всякого смысла усилия
дам из Ассоциации. И огонь, тлевший под туго затянутыми корсажами, тотчас ярко
вспыхнул, между двумя организациями пролегла пропасть, и члены их в бешенстве
уставились друг на друга. Кружок по шитью был за то, чтобы выпалывать сорняки,
дамы из Ассоциации по благоустройству могил выступали решительно против. Миссис
Мид, выражая точку зрения второй группы, заявила:
— Выпалывать сорняки на могилах янки?! Да я задаром
всех янки из могил повытаскиваю и свезу на городскую свалку!
Как только в зале прозвучали эти слова, обе ассоциации
поднялись с мест, и каждая дама принялась излагать свое мнение, хотя никто
никого не слушал. Собрание происходило в гостиной миссис Мерриуэзер, и дедушка
Мерриуэзер, изгнанный на кухню, рассказывал потом, что шум стоял такой, будто
заново началась Франклинская битва. И, добавил он, там, сдается, было куда
опаснее, чем во время битвы.
Но вот Мелани каким-то чудом удалось протиснуться в гущу
возбужденных женщин и уж совсем каким-то чудом сделать так, что ее нежный
голосок был услышан, несмотря на царивший вокруг шум. От испуга — нужно ведь
немало мужества, чтобы обратиться к столь разгневанному собранию, — сердце
у нее билось где-то в горле, а голос дрожал, и все же она несколько раз
повторила: «Дамы! Да успокойтесь же!» — пока все не умолкли.
— Я хочу сказать.., понимаете, я много думала, что..,
что мы не только должны выпалывать сорняки, но должны и сажать цветы… Мне..,
мне все равно, что вы подумаете, но когда я несу цветы на могилу моего дорогого
Чарли, я всегда кладу несколько цветков на могилу безвестного янки, который
лежит рядом. Она.., эта могила такая заброшенная!
Возбуждение, владевшее умами, тотчас вылилось в поток слов,
но на сей раз оба общества объединились и выступили уже единым фронтом.
«На могилу янки?! Ах, Мелли, да как вы можете!» — «Они же
убили Чарли!» — «И они чуть не убили вас!» — «Да ведь янки могли бы убить и Бо,
когда он родился!» — «Они же хотели сжечь вашу Тару!» Мелани крепко ухватилась
за спинку стула, поистине раздавленная порицанием, с каким она столкнулась
впервые.
— Ох, дамы! — умоляюще воскликнула она. —
Прошу вас, дайте мне договорить! Я знаю, я не имею права говорить, потому что
никто из моих близких не пал на войне, кроме Чарли, и к тому же я, слава богу,
знаю, где он лежит. А среди нас сегодня столь многие не знают, где похоронены
их сыновья, мужья и братья, так что…
Она задохнулась, в комнате стояла мертвая тишина.
Глаза миссис Мид потемнели и перестали метать молнии. Она
проделала немалый путь в Геттисберг после битвы, чтобы привезти тело Дарси
домой, но никто ей не мог сказать, где он похоронен. Должно быть, где-то в
наспех вырытой канаве на вражеской земле. И у миссис Аллен задрожали губы. Ее
муж и брат участвовали в злополучном рейде Моргана в Огайо, и она слышала лишь,
что оба пали на берегах реки, когда кавалерия янки ринулась в атаку. Где их
могилы — она не знала. Сын миссис Эллиссон умер где-то на Севере, в лагере, и
она, женщина бедная — беднее некуда, — не в состоянии была привезти его
прах в родные края. Были и другие, кто прочел в списках: «пропал без вести — по
всей вероятности, убит», и это было последнее, что они слышали о людях, которых
проводили на войну.
И сейчас эти женщины смотрели на Мелани, и в глазах их был
вопрос: «Зачем ты снова бередишь наши раны? Они никогда не заживут: ведь мы не
знаем, где лежат наши близкие».
Нежный голос Мелани зазвучал отчетливее в наступившей
тишине.
— Их могилы находятся где-то там, у янки, так же как
могилы янки находятся здесь, у нас, и до чего же было бы нам больно, если б мы
узнали, что какая-то женщина-янки сказала: надо, мол, их вырыть и…
Миссис Мид издала какой-то странный звук.
— Зато до чего нам было бы приятно узнать, что какая-то
добрая женщина-янки… Ведь должны же быть среди янки добрые женщины!.. Мне
безразлично, что говорят люди, но не могут же все янки быть плохими! И нам было
бы приятно узнать, что они выпалывают сорняки и на могилах наших мужчин и
приносят цветы, хотя это могилы их врагов. Если бы Чарли умер на Севере, мне
было бы легче, знай я, что кто-то… И мне безразлично, что вы, дамы, будете обо
мне думать, — тут голос ее снова прервался, — но я выхожу из обоих
клубов и я.., я буду выпалывать сорняки на всех могилах янки, какие только мне
попадутся, и буду сажать цветы, и.., пусть кто-нибудь посмеет меня остановить!
