Он ответил холодным взглядом на вопрошающий взгляд Скарлетт
и, прежде чем что-либо произнести, сплюнул через балюстраду. В его единственном
глазу было презрение — не лично к ней, а ко всему ее полу.
— Мисс Уилкс послала меня поработать на вас, —
заявил он. Слова вылетали из его глотки, словно вода из ржавой трубы — с
трудом, как если бы он не привык говорить. — Звать меня Арчи — Извините,
но никакой работы, мистер Арчи, у меня для вас нет.
— Арчи — это мое имя.
— Извините. А как же ваша фамилия? Он снова сплюнул.
— А это уж мое дело, — сказал он. — Арчи — и
все.
— Мне, собственно, безразлично, как ваша фамилия У меня
для вас работы нет.
— А по-моему, есть. Мисс Уилкс очень расстроена, что
вы, как дура последняя, хотите разъезжать одна, так что она послала меня возить
вас.
— Вот как?! — воскликнула Скарлетт, возмущенная
грубостью этого человека и тем, что Мелани вмешивается в ее дола. Одноглазый
смотрел на нее с тупой враждебностью.
— Да уж. Нечего женщине мужиков своих волновать — они
же о ней заботятся. Так что ежели вам надо куда поехать, повезу вас я. Ненавижу
ниггеров — да и янки тоже. — Он передвинул комок табака за другую щеку и,
не дожидаясь приглашения, сел на верхнюю ступеньку веранды. — Не скажу,
чтоб я так уж любил раскатывать с бабами, да только мисс Уилкс — она такая
добрая — дала мне переночевать у себя в подвале, ну и попросила повозить вас.
— Да, но… — беспомощно пробормотала было Скарлетт и,
умолкнув, посмотрела на него. А через мгновение улыбнулась. Ей вовсе не
нравился этот престарелый головорез, но его присутствие могло кое-что
упростить. С ним она сможет поехать в город, наведаться на лесопилки, побывать
у покупателей. За нее уже никто не будет тревожиться, а самый вид ее будущего
спутника исключает сплетни.
— По рукам, — сказала она. — Если, конечно,
мой муж не будет возражать.
Потолковав наедине с Арчи, Франк нехотя согласился и дал
знать в платную конюшню, чтобы Арчи выдали лошадь и двуколку. Он был огорчен и
разочарован, видя, что материнство не изменило Скарлетт, как он надеялся, но
раз уж она решила вернуться на свои чертовы лесопилки, то Арчи им сам бог послал.
Так на улицах Атланты появилась эта пара, вызвавшая поначалу
всеобщее удивление. Арчи и Скарлетт, конечно, не очень-то подходили друг к
другу: грязный, свирепого вида старик с деревянной ногой, торчавшей над
облучком, и хорошенькая, аккуратненькая молодая женщина с
сосредоточенно-нахмуренным личиком. Их можно было видеть в любой час в любом
месте Атланты и в округе; они редко переговаривались и явно терпеть друг друга
не могли, но тем не менее нуждались друг в друге: он нуждался в деньгах, она —
в его защите. Во всяком случае, говорили городские дамы, так оно лучше, чем
открыто разъезжать по городу с этим Батлером. Они, правда, недоумевали, куда
девался Ретт, ибо он вдруг покинул город три месяца тому назад, и никто, даже
Скарлетт, не знал, где он.
Арчи был человек молчаливый. Он никогда сам не заводил раз-,
говора, а на все вопросы обычно отвечал лишь междометиями. Каждое утро он
вылезал из подвала Мелани, садился на ступеньках крыльца тети Питти, жевал свой
табак и сплевывал, пока но появлялась Скарлетт, а Питер не выводил лошадь с
двуколкой из конюшни. Дядюшка Питер боялся его разве что немногим меньше черта
или ку-клукс-клана, и даже Мамушка молча и боязливо обходила его стороной. Арчи
ненавидел негров, те это знали и боялись его. К своему пистолету и ножу он
добавил еще один пистолет, и слава о нем распространилась далеко среди черного
населения города. Правда, ему еще ни разу не пришлось вытащить пистолет или
хотя бы положить руку на пояс. Одной молвы было уже достаточно. Ни один негр не
осмеливался даже рассмеяться, если Арчи находился поблизости.
Как-то раз Скарлетт из любопытства спросила его, почему он
так ненавидит негров, и, к своему удивлению, получила ответ, хотя обычно он на
все вопросы отвечал только одно: «Это уж мое дело».
— Все, кто живет в горах, ненавидят их, вот и я
ненавижу. Мы их никогда не любили, и у нас никогда не держали рабов. И это ведь
из-за ниггеров война-то началась. Еще и потому я их ненавижу.
— Но ты же воевал.
— Это уж мужская обязанность. Я вот и янки ненавижу
тоже — даже больше, чем ниггеров. Почти так же, как болтливых баб.
Подобная откровенная грубость вызвала у Скарлетт приступы
тихого бешенства, и ей до смерти хотелось избавиться от Арчи. Но как без него
обойтись? Разве сможет она тогда пользоваться такой свободой? Арчи был грубый,
грязный, временами от него дурно пахло, но свое дело он делал. Он возил ее на
лесопилки и с лесопилок, объезжал с ней заказчиков и, пока она вела переговоры
и давала указания, сидел, уставясь в пустоту, и сплевывал жвачку. Если же она
слезала с двуколки, он тоже слезал и шел следом. И не отставал ни на шаг, пока
она находилась среди этих головорезов-рабочих, среди негров или солдат-янки.
Вскоре Атланта привыкла видеть Скарлетт с ее телохранителем,
а привыкнув, дамы стали завидовать тому, что она имеет возможность свободно
передвигаться. С тех пор как ку-клукс-клан линчевал того негра, дамы, по сути
дела, сидели взаперти и если выезжали за покупками, то лишь группами, не меньше
пяти человек. Это выводило их из себя, так как от природы они были общительны,
и потому, спрятав гордость в карман, они стали просить Скарлетт, чтобы она, так
сказать, одолжила им Арчи. И Скарлетт, когда Арчи не был ей нужен, любезно
предоставляла его в распоряжение других дам.
Вскоре Арчи стал неотъемлемой принадлежностью Атланты, и
дамы оспаривали его друг у друга, когда он бывал свободен. Почти не проходило
утра, чтобы какой-нибудь ребенок или слуга-негр не появился во время завтрака с
запиской, где говорилось:
«Если Вам сегодня днем не нужен Арчи, разрешите мне им
воспользоваться. Я хочу поехать на кладбище, отвезти цветы»;
«Мне надо съездить к галантерейщику»; «Мне бы очень
хотелось, чтобы Арчи свозил тетю Нелли проветриться»; «Мне надо съездить в
гости на Питерову улицу, а дедушка плохо себя чувствует и не в состоянии меня
сопровождать. Не мог бы Арчи…» Он возил их всех — девиц, матрон и вдов — и всем
выказывал то же безоговорочное презрение. Ясно было, что он не любит
женщин, — исключение составляла разве что Мелани. Вначале шокированные его
грубостью, дамы постепенно привыкли к ному, а поскольку он все больше молчал —
лишь время от времени сплевывал табачную жвачку, они относились к нему как к
чему-то неизбежному, как к лошадям, которыми он правил, и забывали о его
существовании. Так, миссис Мерриуэзер во всех подробностях рассказала миссис
Мид о родах своей племянницы и только под конец спохватилась, что Арчи сидит на
передке.
В другое время ничего подобного даже вообразить себе было бы
нельзя. До войны его бы и в кухню не пустили. Сунули бы кусок хлеба через
заднюю дверь — и шагай дальше. А сейчас все эти дамы были рады его присутствию,
ибо так им было спокойнее. Грубый, неграмотный, грязный, он ограждал их от
ужасов Реконструкции. Он не был им ни другом, ни слугой. Просто наемным
телохранителем, оберегавшим женщин, пока мужчины работали или уходили из дома
ночью.
