В дверь резко постучали, и Скарлетт взглянула на Мелани: на
маленьком напряженном личике появилось новое выражение, выражение спокойствия и
отчужденности, какое она только что видела на лице Ретта Батлера, — этакое
спокойное безразличие, какое придает своему лицу игрок в покер, когда блефует,
имея лишь две пары на руках.
— Арчи, открой дверь, — спокойно сказала Мелани.
Сунув нож за голенище и поправив заткнутый за пояс пистолет, Арчи проковылял к
двери и распахнул ее. Увидев в проеме капитана-янки и целый взвод синих
мундиров, Питти пискнула, как мышка, почувствовавшая, что попала в ловушку.
Остальные молчали. Скарлетт с облегчением обнаружила, что знает офицера. Это
был капитан Тони Джэффери, один из приятелей Ретта. Она продала ему лес для
дома. Она знала, что это — джентльмен. А раз джентльмен, то, быть может, не
потащит их в тюрьму. Он тоже сразу признал ее и, сняв шляпу, несколько смущенно
поклонился.
— Добрый вечер, миссис Кеннеди. Которая из вас, дамы,
будет миссис Уилкс?
— Я — миссис Уилкс, — отозвалась Мелани и
поднялась; несмотря на свой маленький рост, выглядела она весьма
внушительно. — Чему я обязана этим вторжением?
Глаза капитана быстро пробежали по комнате, на мгновение
задержавшись на каждом лице, затем он перевел взгляд на стол и на вешалку для
шляп, словно ища следов мужского присутствия.
— Я хотел бы побеседовать с мистером Уилксом и мистером
Кеннеди, если можно.
— Их нет здесь, — сказала Мелани, и ее обычно мягкий
голосок звучал холодно.
— Вы уверены?
— Вы только посмейте не поверить миссис Уилкс, —
сказал Арчи, раздувая бороду.
— Извините, миссис Уилкс. Я вовсе не хотел вас обидеть.
Если вы даете мне слово, я не стану обыскивать дом.
— Я даю вам слово, но можете обыскать дом, если хотите.
Они в городе, на собрании в лавке мистера Кеннеди.
— Их нет в лавке, и сегодня вечером нет никакого
собрания, — мрачно сказал капитан. — Мы подождем на улице, пока они
вернутся.
Он отвесил поклон и вышел, закрыв за собой дверь. Оставшиеся
в доме услышали резкие, слегка приглушенные ветром слова команды: «Окружить
дом! Стать по одному у каждого окна и двери». Раздался топот ног. Скарлетт
вздрогнула от страха, увидев бородатые лица, смотревшие на них в окна. Мелани
села и потянулась за книгой на столе — рука ее не дрожала. Это был потрепанный
экземпляр «Отверженных» — книги, которое упивались солдаты Конфедерации. Они
читали ее у бивачных огней и с мрачным удовольствием называли «Отверженные
генерала Ли». Мелани раскрыла книгу на середине и принялась читать ровным
голосом, отчетливо произнося слова.
— Шейте! — скомандовал Арчи хриплым шепотом, и три
женщины, черпая мужество в спокойном голосе Мелани, снова склонились над
шитьем.
Сколько времени читала Мелани под взглядами внимательно
наблюдавших за ней глаз, Скарлетт понятия не имела, но ей казалось, это длилось
не один час. Она не слышала ни слова из того, что читала Мелани. Теперь она
думала уже не только об Эшли, но и о Фрэнке. Так вот чем объяснялось его
нарочитое спокойствие сегодня вечером! А ведь он обещал ей, что никогда не
будет иметь ничего общего с ку-клукс-кланом. Этой-то беды она и боялась!
Вся работа за целый год теперь пойдет прахом. Все ее
старания, и страхи, и муки, когда она не покладая рук трудилась несмотря на
дождь и холод, — все зря. Но кто бы подумал, что этот старый трус Фрэнк
может связаться с ку-клукс-кланом, с такими головорезами? И сейчас он уже,
может быть, мертв. А если не мертв и янки схватят его, то тут же повесят. И
Эшли тоже!
Она до того глубоко вонзила ногти себе в ладонь, что на коже
появились четыре ярко-красных полумесяца. Как может Мелани читать так спокойно,
когда Эшли в опасности и его могут повесить? Да он, может быть, уже мертв! Но
что-то в ровном, мягком голосе, рассказывавшем о горестях Жана Вальжана,
сдерживало Скарлетт, не позволяло ей вскочить на ноги и закричать.
Она вспомнила о той ночи, когда Тони Фонтейн явился к ним —
измученный, гонимый, без денег. Если бы он тогда не добрался до их дома, если
бы они не дали ему денег и свежую лошадь, его бы уже давно повесили. И если
Франка с Эшли еще не убили, то они сейчас находятся в таком же положении, как
Тони, а пожалуй, и в худшем. Дом-то ведь окружен солдатами, и ни Эшли, ни Фрэнк
не могут вернуться, чтобы взять деньги и вещи, — их тут же поймают. И
наверно, у всех домов на этой улице стоят вот так же янки, значит, Фрэнк и Эшли
не могут обратиться за помощью и к друзьям. А может, они сейчас уже скачут во
весь опор сквозь тьму в Техас.
Но ведь Ретт.., быть может, Ретту все же удалось вовремя
добраться до них. У Ретта всегда в карманах полно денег. Быть может, он одолжит
им достаточно, чтобы они могли продержаться. Но все это очень странно. Чего
ради станет Ретт заботиться о безопасности Эшли? Конечно же, он не любит Эшли,
конечно, презирает его. Тогда почему… Но раздумывать над этой загадкой ей не
дал вновь нахлынувший страх за жизнь Эшли и Фрэнка.
«Ах, это я виновата во всем! — причитала она про
себя. — Индия и Арчи правду сказали. Во всем виновата я. Но я ведь никогда
не думала, что Фрэнк или Эшли настолько безрассудны, чтобы присоединиться к
клану! И я никогда не думала, что мне что-то может угрожать! Да и нельзя мне
было поступать иначе. Мелани правду сказала. Люди должны делать то, что
положено. А я должна следить за тем, чтобы работали лесопилки! И мне необходимы
деньги А теперь я, наверное, все потеряю, и в общем-то по своей вине!» Прошло
немало времени, и вот голос Мелани дрогнул — она осеклась и умолкла. Повернула
голову к окну и уставилась в него, точно за стеклом вовсе не стоял солдат-янки
и не смотрел на нее. Остальные, заметив ее напряженную позу, тоже подняли
головы и тоже стали прислушиваться.
Послышался стук копыт и пение — приглушенное закрытыми
окнами и относимое ветром, но все же отчетливо слышное. Это была самая мерзкая
и ненавистная из всех песен — песня про солдат Шермана «Шагая по Джорджии», и
пел ее Ретт Батлер.
Не успел он допеть первый куплет, как два других пьяных
голоса принялись подпевать — громко, по-дурацки, спотыкаясь на словах, сливая
их вместе. У парадного входа раздалась команда капитана Джэффери и послышался
быстрый топот ног. Но еще прежде, чем звуки команды долетели до гостиной, дамы
в изумлении переглянулись. Ведь пьяные голоса, тянувшие песню вместе с Реттом,
принадлежали Эшли и Хью Элсингу.
На дорожке у входа завязался громкий разговор: слышался
отрывистый, вопрошающий голос капитана Джэффери, пронзительный, прерываемый
дурацким хохотом голос Хью, густой, беззаботный бас Ретта и неестественный,
странный голос Эшли, который все повторял:
— Какого черта! Какого черта!
«Нет, это не может быть Эшли! — вертелось в мозгу
Скарлетт. — Он же никогда не напивается! А Ретт… Ретт, когда напьется,
становится совсем, совсем тихим.., он никогда так не шумит!» Мелани поднялась с
места, и вместе с ней поднялся Арчи. Раздался резкий возглас капитана: «Эти
двое — арестованы». И Арчи схватился за рукоятку пистолета.
