— Мы дадим вам короткую передышку, доктор Доген, а потом нам хотелось бы, чтобы вы взглянули на фотографии и отчеты, — Чэпмен поднялся и потер покрасневшие глаза.
— Но сначала я назову вам имена некоторых коллег Джеммы. Нам кажется, что некоторые из предоставленных ими сведений не соответствуют действительности. Если вам знакомы эти имена, то, прошу вас, расскажите нам все хорошее, что вы знаете об этих людях, и кому из них можно доверять.
Криви с Чэпменом стояли около окна и смотрели на пруд и Павильон, а я зачитала Джеффри Догену список имен. Он знал некоторых из профессоров, чьи офисы находились в одном коридоре с кабинетом Джеммы. Также ему были известны представители администрации, и я отметила эти имена красными галочками, чтобы вернуться к ним позже. Но он не знал никого из молодых врачей, стажеров или стипендиатов, занимающихся исследованиями, — даже тех, что проходили по нашему расследованию. А потом я назвала фамилию Джона Дюпре.
Доген посмотрел на меня вопросительно:
— Неужели этот старикашка вышел из спячки и преподает в «Минуите»? Странно, что Джемма никогда не говорила мне о нем.
Чэпмен резко обернулся:
— Вы знаете Дюпре?
— Не могу сказать, что знаю его хорошо, но я посещал его лекции, вернее, двухнедельный семинар, кажется, это было в Женеве. Дайте-ка вспомнить... Господи, да это было больше четверти века назад. Кажется, он уже тогда собирался на пенсию. Сколько ему сейчас? Почти девяносто?
Я рассмеялась.
— Это не тот Дюпре. Нашему только сорок два.
— И он тоже невролог?
— Да.
— Ну, возможно, это его сын или внук. Не знаете, в каком медицинском колледже он учился?
Я посмотрела в полицейский отчет, чтобы освежить память.
— В Тулейне.
— Да, это не может быть простым совпадением. Именно там учился старик Джон Дюпре. Да уж, молодому придется попотеть, чтобы держать планку. Старик был одним из лучших практикующих врачей в своей области, даже — не побоюсь этого слова — гением. Но несколько лет назад стал отшельником. Переехал в Миссисипи, в Порт-Гибсон, если не ошибаюсь.
В Чэпмене проснулся историк:
— Знаете, что у генерала Шермана не поднялась рука спалить этот красивейший город? Он не тронул его.
Я этого не знала. Я уже закрыла папку, а Криви распахнул перед нами двери.
Доген все еще вспоминал Дюпре. Кажется, ему самому нравилось выуживать из памяти подробности о выдающемся лекторе.
— Для такого молодого врача, каким я был тогда, это было суровым испытанием — понимать неврологические термины, произносимые с сильнейшим южным акцентом, какой только можно представить. Ему надо было позвать переводчика, право слово. И эта его знаменитая рыжая шевелюра, и такая же рыжая борода. Ни одного седого волоска, хотя ему уже было за шестьдесят.
— Рыжая шевелюра, — удивилась я. — Тут вы что-то путаете. Наш Джон Дюпре афроамериканец.
— Ну, тогда это очень странное совпадение. Надеюсь, его зовут не Джон Дж. Д. Дюпре, старик часто любил представлять своим полным именем. Джон Джефферсон Дэвис Дюпре.
Я развязала тесемки папки и снова достала полицейский отчет. Допрос Джона Дж. Д. Дюпре, мужчина, черный, 42 года.
— Пошли, блондиночка. Я умираю от голода.
— Я догоню вас. Мне надо позвонить Мерсеру, пока он не уехал на работу, и попросить его кое-что проверить, — вряд ли найдется много чернокожих мужчин с Юга, названных в честь президента Конфедерации.
Чэпмен мог думать только о еде в соседней комнате, мимо которой я прошла, чтобы найти ближайший телефон, откуда можно позвонить в Штаты.
В этот момент я не могла думать ни о чем, кроме записки, которую подсунули мне под дверь воскресным вечером неделю назад. «ОСТОРОЖНО. МИР НЕ ДЕЛИТСЯ НА ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ. ЭТО ЗАБЛУЖДЕНИЕ МОЖЕТ СТОИТЬ ЖИЗНИ».
Может, кто-то хотел предупредить меня о том, что мне стало ясно только после разговора с Джеффри Догеном? Может, Джон Дюпре вовсе не тот человек, за которого себя выдает?
Мерсер ответил после второго гудка.
24
— Я оставил тебе перепелиных яиц в рыбно-сырном соусе. Коммандер говорит, что это надо обязательно попробовать.
— Я, пожалуй, откажусь.
— Пирог с мясом и почками?
— Официант сейчас принесет мне жареную подошву. По-дуврски, — мы решили немного отдохнуть от расследования, и Доген с Криви рассказывали нам о местных достопримечательностях, а также кливденские легенды. После того как подали чай, я отвела Майка в сторону, чтобы вдали от ушей Джеффри рассказать ему, зачем я звонила Мерсеру. Он взял одно из меню и велел мне забрать его с собой в качестве сувенира.
— Ты видела? Можешь поверить, что они подают десерт под названием «сахарный конец»? Я должен показать это Мерсеру и его парням из отдела сексуальных преступлений!
— Меня очень радует, что ты взрослеешь на глазах, ведь ты же не поделился этой мыслью, скажем, с доктором Догеном.
Я сказала Майку, что попросила Мерсера проверить Дюпре и напомнила, что он был одним из врачей, которые осматривали Морин, пока она лежала в Медицинском центре Среднего Манхэттена.
После обеда мы с Джеффри Догеном вернулись в комнату и сели на свои места, а Криви с Чэпменом зашли в мужской туалет. В присутствии Майка я подавляла желание спросить Догена, не помнит ли он обстоятельств смерти Карлы Рено в одной из больниц Лондона два года назад. Но теперь, наедине, я задала ему этот вопрос, который не давал мне покоя.
— О да. Джемму тот случай чрезвычайно расстроил, разумеется. Это была новая операция, разработанная Джеймсом Бинчи, одним из лучших хирургов. Весьма радикальная операция и очень долгая — шесть или семь часов. Вот почему Бинчи пригласил Джемму ассистировать. К сожалению, она восприняла эту операцию слишком близко к сердцу. Это из-за семьи. Она очень хотела, чтобы эксперимент удался — и ради самой девушки, и ради научного прогресса. Джемма не часто теряла пациентов на операционном столе. Поэтому восприняла это очень тяжело. Ей пришлось сообщать мужу. Он был вне себя от горя.
— Зол на Джемму?
— Зол на весь мир. Знаете, говорил, мол, его жене было еще жить да жить, а вы позволили ей умереть, и все в таком духе. По правде говоря, без операции Карла Рено протянула бы не больше месяца. Бинчи оперировал не ради научного эксперимента, знаете ли. Это была единственная надежда для нее, но ничего не получилось. А какое отношение это имеет к расследованию?
Вошедший Майк ответил вместо меня:
— Как я уже говорил, док, мы проверяем разные версии. В прошлом декабре, как раз перед Рождеством, бывший заключенный проник в Нью-Йоркскую клиническую больницу, в онкологическое отделение, и ножом порезал лицо врачу, пять лет назад лечившему его ребенка. Подросток умер от лейкемии, несмотря на усилия докторов, а отец так и не смирился с потерей. Вот и наша Агата Кристи решила проверить, не мог ли вдовец Рено держать камень за пазухой в отношении Джеммы.
