Вперед, вперед, вперед!
И быстрее, и быстрее, чувствуя, как ветер бьет в лицо! И мне даже в голову не пришло, что привлекает меня совсем не ветер! Даже мысли не возникло! Просто очень хотелось счастья… Так сильно хотелось хоть мгновения чего-то волшебного, к чему меня вдруг увлекло!
Я выскочила к закованной в каменные берега реке, к широкому просторному мосту, не осознав, что в своем порыве даже на направление бега внимания не обратила, и замерла, едва ветер стих. И ощущение такое, словно вдруг потерялась! Просто потерялась в пространстве…
Закрыв глаза, замерла на мгновение, а потом… снова этот странный запах, окруживший, одурманивший и такой родной… И когда я распахнула ресницы, уже знала, кому он принадлежит.
— Тар-эн! — выдохнула я, оглядывая пространство.
И там действительно был он. Стоял у моста, в белоснежных брюках, столь же белой рубашке, а его волосы были собраны на затылке, но это точно был он. Его запах. И самое удивительное — меня, выскочившую из лабиринта темных переулков, он тоже увидел и замер, как и я, веря и не веря в случившееся.
Порыв ветра! И я невольно вдохнула, чтобы пожалеть об этом уже через секунду — революция гормонов была ошеломительной. Последнее, что помню, — это как лечу к нему, а он ловит и сжимает в объятиях… И у меня рвет крышу! Взрывает окончательно, сжигая разум в режиме детонации! И все, что остается, — мой стремительный поцелуй и его жадный, голодный до безумия ответ на мое прикосновение.
Мир перестает существовать!
Мир взорвался весь!
Мир мог проваливать в бесконечный космос!
Меня трясло как в лихорадке, сердце билось как сумасшедшее, в зажмуренных до боли глазах сверкали, мерцали и прыгали какие-то точки, а его губы рвали душу, жадно, алчно, дико захватывая в плен мои. Ни капли нежности, ни грамма осторожности, ни карата разумности. Дикий коктейль из свирепой ярости, безумной страсти и голодного, очищенного от налета цивилизованности желания заказывали?!
Он обнял одной рукой, второй с силой притянув к себе, схватив за волосы… Он дышал хрипло и с трудом… Он целовал больно и жестко, как зверь, дорвавшийся до добычи… А меня трясло, лихорадило, колотило от нахлынувших ощущений… Я кусала его губы, ощущая привкус крови во рту, я вцепилась в его плечи, чувствуя, что раню ногтями, я не могла остановиться, даже если бы захотела. Но я не хотела! И эти терзающие поцелуи, эта первобытная, почти животная страсть, эти объятия, от которых было почти больно, сводили с ума похлеще самого крепкого алкоголя! Он сжимал меня с такой силой, что было почти больно, но я хотела сильнее. Он целовал с такой алчной жадностью, что вкус его поцелуя давно стал с привкусом крови, но мне хотелось большего. Он что-то шептал в приступе полубезумной страсти, но я не слышала и приникала к его губам, стоило ему хоть немного отстраниться… Я слышала каждый его стон, ловила их, как капли живительной влаги, как инъекции жизни, как шанс, что дается лишь раз. И я потерялась в нем. Абсолютно и полностью утратив связь с реальностью, и хотелось лишь одного — ощутить его силу, голод желания, почувствовать его в себе. До боли хотелось принадлежать ему полностью, как тогда, в наш единственный раз… И все, это было как старт невероятным, захватывающим гонкам безграничной страсти. И я отдалась нахлынувшим чувствам, безудержной страсти и умелым прикосновениям лучшего из гонщиков, и он целовал меня — плечи, руки, грудь — прямо на мосту, под светом ярких фонарей, под порывами крепчающего ветра, удерживая на руках мое изгибающееся от нахлынувших чувств тело…
А потом нас прервали!
Подло и жестоко! Правда, я не слышала ничего, но мой воин неожиданно остановился, прижал мою голову к своему плечу, не позволяя увидеть тех, кто подошел. Да я и не знала, кто там приблизился, пока не услышала почтительное:
— Шаэс вакрайхо.
Я не слышала их шагов, потому что в ушах словно билось сердце. А еще я ощущала, как мощно бьется сердце моего светловолосого воина и…
И вот тут до меня дошло случившееся!
Дошло со всей неприглядной очевидностью!
Я только что абсолютно сама бросилась на мужика! Я сама… с разбегу! И распухшие от безумного поцелуя губы раза в два больше нормальной величины пылают и пекут, но это мелочи, потому что…
— О, бракованный навигатор, — простонала вконец несчастная я.
У него же три жены! Три! Целых три жены!
— Ты, — я оторвалась от него, возмущенно посмотрела в потемневшие синие глаза и выдохнула: — Кобель!
— Что?! — удивленно прошептал синеглазый и блондинистый.
— Ты — кобель! — пояснила я. — Три жены — это перебор, мужик. А детей у тебя сколько, а?
Следующее, что сделал воин, это приказал кому-то:
— Даэт шэ.
Я резко обернулась и узрела прибалдевшие рожи семи беловолосых воинов в белых костюмах, которые поклонились и отступили в темноту, причем столь бесшумно, словно тени, но они ж явно живые. То есть меня, мой бег и мой крышеснос эти видели!
Почувствовала, что краснею! Вся!
И стыдно так стало!
И…
— Посмотри на меня.
Не просьба — приказ. Спокойный в своей ярости приказ, которому нельзя не подчиниться. И я как-то сразу восприняла его слова как команду к действию и взглянула на тар-эна прежде, чем поняла, что уже подчиняюсь каждому его слову.
Осознание накрыло, едва наши глаза встретились… И я вздрогнула, увидев спокойный, чуть затуманенный взгляд темно-синих глаз, и так же спокойно тар-эн спросил:
— Три жены?!
Почему-то краснею под его взглядом, а еще чувствую, как его руки сжимаются сильнее, стискивая в жадных крепких объятиях, и сердце бьется гулко и сильно. Но это руки и сердце, а взгляд спокойный, требовательный, причем требует исключительно ответа. И я почему-то даже ответила:
— Ну да… три… Или их больше? — И я вдруг такой несчастной себя почувствовала.
— Интересный вопрос. — Воин казался непробиваемо спокойным. — Очень интересный. Женщина, ты знаешь, кто я?
И вот теперь ярость. Холодная ярость отчетливо прозвучала в его голосе, а я… я тихо прошептала:
— Мне сказали.
Синие глаза потемнели от злости, и прозвучал еще один вопрос:
— Женщина, в Шоданаре ты знала, кто я?! — спросил почти с ненавистью.
А я… я опустила глаза и едва слышно ответила:
— Вот правда, если бы знала, я бы никогда туда не пошла…
Он вздрогнул. Всем могучим телом вздрогнул, схватил за подбородок, приподнял, заставляя взглянуть в его лицо, и хрипло спросил:
— Тогда зачем?
А я смотрела на него завороженно, как кролик на удава, и переспросила, не отрывая взгляда:
— Зачем что?
Глаза сузились сильнее, и он почти прорычал:
