Было темно, не считая многоцветных огоньков на ночном небе. В нос ему бил сильный неприятный запах. Едкий, дымный, вызывающий головокружение. Коннор почувствовал, как его желудок свело, словно при качке, потом скрутило. Череп, казалось, сдавливали тиски. Ныли зубы, корни волос жгло так, словно их пытались выдрать.
Он умирал. Невозможно было чувствовать себя так дерьмово и выжить, однако в мозгу болезненно билась фраза, которую он запомнил и которую сейчас диктовал инстинкт самосохранения: «…в первую секунду тебя там не будет, а потом ты появишься. Все это довольно трудно объяснить…»
В том, чтобы кто-то сумел объяснить такое, он основательно сомневался, потому что, судя по ощущениям, спутный поток вынес его прямиком в ад. Во всяком случае, воздух полнился такой вонью, что его чуть не вывернуло.
Ценой невероятных усилий Коннору удалось приподняться сперва на колени, а потом встать на ноги. Голова шла кругом. Он схватился за живот, застонал и выругался.
Глаза казались забитыми песком, но через некоторое время окружающее стало обретать очертания. Он увидел тонкую светящуюся завесу, потянулся к ней — и неуклюже отпрянул. То оказалась завеса, отдернув которую Коннор увидел огромный зал собраний. Люди находились совсем рядом, в непосредственной близости, но замедлившееся время заставило их замереть в неподвижности.
В помещении собрались любители фантастики, и некоторые из присутствующих были выряжены в чудные костюмы, кто инопланетянами, кто роботами.
Коннор оглядел помещение, в которое угодил, и выяснил, что это своего рода палатка из черной ткани. Пол был твердым и холодным, хотя на нем был настелен грубый брезент. Поблизости находился круглый, накрытый черной материей стол, на нем стоял глобус, испускавший свет, который отражался, как сейчас стало ясно, от черного потолка. На столе с закрытыми глазами лежала женщина, погруженная в гипнотический транс, который и доставил его сюда. И в который, как подозревал Коннор, ее погрузил мужчина, склонившийся над ее кошельком с явным намерением стащить оттуда деньги.
Раздраженно фыркнув и стараясь не дышать носом, Коннор нетвердой походкой подошел к нему, выудил из его заднего кармана бумажник и забрал оттуда всю наличность.
— Карма такая, задница.
Брюс поспешил прочь со всей быстротой, какую позволяли дрожащие ноги, в то время как воздух уже начинал наполняться звуками, постепенно складывавшимися в слова. Как ему удалось пробраться сквозь толпу, так и осталось для него тайной, ибо запахи человеческого мира просто разили наповал. Искусственные, например парфюмерные. Пищевые. Телесные.
В Сумерках, равно как и в подсознании Спящих, подобное чувственное восприятие было ослаблено, приглушено до базового уровня. Но в реальности все обстояло иначе. Возле урны на выходе Коннору пришлось задержаться, потому что его все же стошнило.
Ему здесь не нравилось. У него сердце болело. Ему хотелось назад, в родные места, которые он любил и которых ему уже сейчас остро недоставало.
Но вместо этого он распахнул стеклянные двери Анахаймского конференц-зала и вышел наружу, в новый мир.
* * *
Стейси Дэниелс знала, что сидеть на диване и выплакивать глаза бессмысленно и нелепо. Ей следовало внутренне собраться и выкроить время, чтобы заняться собой.
— Мне нужно договориться о педикюре, маникюре и стрижке, — пробормотала она, обращаясь сама к себе.
Ну что бы ей стоило позвонить водителю службы доставки, который подвозил фармацевтические препараты в ветеринарную клинику Лиссы Бэйтс, где она работала. Парень, после нескольких недель флирта, вручил ей визитку с номером сотового телефона и подмигнул, что явно сулило нечто большее, чем просто деловые отношения.
— Я могла бы сейчас предвкушать ночь, полную жаркого, не признающего никаких ограничений порочного секса, — всхлипнула Стейси. Да что там, она могла бы предаваться этому порочному сексу прямо сейчас.
Но вместо этого пребывала в жалком, подавленном состоянии из-за того, что ее бывший любовник в кои-то веки забрал их сына на выходные. Вроде бы и сознавала всю вздорность и нелепость происходящего, но ничегошеньки не могла с собой поделать.
Поуютнее устроившись на диване, Стейси огляделась по сторонам, мысленно благодаря судьбу за то, что ее начальница и лучшая подруга Лисса Бэйтс попросила присмотреть за домом. Она просто представить себе не могла, как выдержала бы это время у себя дома без Джастина. Слишком уж одиноко было бы ей. У Лиссы хотя бы имелись рыбки и кот, хотя Джелли Бин был, безусловно, самым вредным котом на свете. Сердитый, вечно выгибавший спину зверюга и сейчас, сидя на своем любимом месте на подлокотнике, косился на нее злобным взглядом. Однако даже компания этого недружелюбного существа была куда лучше одиночества.
Конечно, Стейси прекрасно понимала, насколько она на самом деле одинока. В какой-то момент она вообще перестала воспринимать себя как женщину и личность, переключившись исключительно на роль матери Джастина, хотя ее сегодняшняя реакция послужила четким доказательством ущербности подобной позиции. Оказалось, что она уже просто не в состоянии занять себя сама и понятия не имеет, что ей с собой делать. Господи, как же это грустно!
«Ты имеешь полное право на сумасбродство», — нашептывал дьявол, примостившись на ее плече.
Она работала не покладая рук, чтобы свести концы с концами без какой-либо поддержки, но стоило Томми заявиться и в первый раз взять Джастина на прогулку, и получилось, что это Томми крутой и именно ему принадлежит привилегия видеть сияющее от радости лицо Джастина. А все потому, что год назад чертова двадцатка буквально прожгла дыру в его кармане. Двадцатка, которую он поставил на то, что «Кольты» выиграют Суперкубок.
— Ему стоило бы отдать двадцатку мне, — всхлипнула она. — Но мне только и осталось, что нажать на газ и отправиться на работу, чтобы добывать средства на содержание нашего ребенка.
До чего же все было несправедливо. Она почти два года копила деньги на отдых в Биг-Беар, а Томми потратил их, можно сказать, за две минуты. Просто пустил их на ветер, как пустил на ветер и ее жизнь, стоило ему узнать, что она беременна. Заявил, что у них вся жизнь впереди, что ему нужно учиться и ребенок сейчас совершенно не ко времени. И что она может сделать аборт.
— Задница! — вырвалось у нее.
Тогда ей пришлось бросить учебу и жить на государственное пособие, на что Томми сказал, что это ее решение, и пожелал ей удачи. Каждому свое.
Сам он учебу продолжил и стал в результате не больно-то процветающим сценаристом. В том смысле, что на вечеринки у него денег хватало, а вот чтобы поддержать сына, уже не было. Ей пришлось сменить уйму временных мест, пока не удалось наконец устроиться на прилично оплачиваемую и не слишком обременительную работу в ветеринарной клинике Лиссы.
Вытащив из стоявшей неподалеку коробочки платок, Стейси вытерла нос. Она понимала, что с ее стороны мелко и неприлично обижаться из-за того, что сын с радостью отправился на прогулку не с ней, и признавала это, да только легче от такого признания не становилось.
