Действительно, клумбу окружала дорожка из щебня, видно, для того, чтобы трава к ней близко не подступала. Так делают – берут черную непроницаемую для света пленку, кладут ее на землю, сверху присыпают щебнем.
– А где ваши помощницы?
– Так они дорожку и делали, а я всего лишь цветы сажаю.
Надежда Максимовна смотрела на гостя спокойно, не заметно было внутреннего смятения в больших красивых и чуть раскосых глазах, но все-таки ему показалось, будто она оправдывалась. Может, все-таки решила, что Старостин злорадствует?
– А щебень я уберу, – сказала она с некоторой поспешностью.
– А разве я говорил, что надо убрать щебень? – вроде как удивился он.
– Ну, вы же следите за порядком на прилегающей, так сказать, территории.
– Кто вам такое сказал?
– А разве нет?
У Надежды Максимовны работали женщины из Подречной, и одна из них приходилась Федору троюродной сестрой. Она-то и могла рассказать ей про него. Если, конечно, Надежда Максимовна интересовалась им. А вдруг? Он же спрашивал про нее у Катерины.
– Ну, это в деревне.
– А мы разве не деревня?
– Ну, в каком-то смысле, да.
– Может, вы во двор зайдете?
– Не откажусь.
До моста недалеко, метров триста-четыреста, и с дежурным следователем Федор был на связи. Группа из района должна была подъехать минут через двадцать, у него еще было время. Проблема в том, что за это время он хотел бы обойти всех элитных жильцов или хотя бы часть из них. Но и от приглашения он не мог отказаться.
Надежда Максимовна жила одна, вдруг она сейчас как никогда нуждается в мужском участии в своей личной жизни? В кратковременном, сиюминутном участии, без далеко идущих последствий. Федор мог бы договориться с ней, а вечерком заехать на часок-другой… Служба службой, а женщины – по мере поступления…
Порядок во дворе. Трава на газоне скошена, дорожки подметены, щебень вокруг клумбы аккуратно уложен, осталось только цветы посадить, вернее, закончить начатое. Гипсовая беседка во дворе – шестиколонная, с круглой крышей и ограждением из фигурных столбиков. Но это сооружение возведено было уже давно, в период общего строительства. Скамейка здесь деревянная, мраморный столик, бутылка минеральной воды на нем, стакан. Один-единственный стакан. Губы у Голиковой накрашены, но помада из тех, что не оставляет следы на посуде. И все-таки жирные следы от губ на стакане заметны.
– Водички выпьете? – спросила она, заметив его интерес к стакану.
– Ну, можно.
– Я сейчас.
Она сняла перчатку, на ходу бросила ее на пустой пластиковый горшок от цветка, зашла в дом. За чистым стаканом отправилась. Старостин не стал терять время зря – обошел передний двор. Вдруг где-то на садовой, мощенной гранитом дорожке обнаружатся следы крови?.. Но не было ничего такого. Гараж под домом большой, минимум на три машины, но ворота закрыты, и не видно, сколько там чего. «Порше» у Голиковой и спортивный «Мерседес». Про эти машины Федор знал. Но, может, есть еще и третий автомобиль, на котором приехал к ней мужчина, чей труп сторожит сейчас Ольгин?
Глава 2
Неплохо было бы обследовать задний двор, спуститься вниз к реке, осмотреть пристань, но на это уже не было времени. Надежда Максимовна принесла стакан, поставила его на стол, села на дубовую скамью с кованым основанием.
– Хорошая у вас беседка, удобная, – произнес Старостин, усаживаясь по другую сторону стола.
– Отдыхать очень хорошо, – кивнула она, думая о чем-то своем.
– Ну, вид у вас не уставший.
– Я и не устаю. Для удовольствия работаю.
– Я так и понял… Значит, Катерины и Нины нет?
– Нина уже не работает, а Катерину я отпустила.
– Вы же сказали, что дорожку вокруг клумбы помощницы ваши делали. Помощницы, а не помощница.
– Когда они ее делали? Недели три назад. Нина уже успела уволиться. Новую помощницу буду искать.
– Но пока работаете сами.
– Я же сказала, для удовольствия, – начала раздражаться Голикова.
Не нравилось ей любопытство участкового, но ведь она сама пригласила его к себе во двор. Зачем? Почему? Что ее тревожит?..
– А Катерину давно отпустили?
– Позавчера. Она с простудой пришла, я решила не рисковать. Вдруг это грипп?
– Ну, пик этого дела давно уже миновал.
– Заболеть и у подножья можно. А мне это ни к чему.
– Значит, Катерины нет, и в доме вы одна?
– Одна. А что?
– Да скучно одной, наверное?
– Компанию хотите составить? – насмешливо спросила Надежда Максимовна.
– Ну, я бы не отказался, – прямо, без всякой иронии посмотрел на нее Старостин. – Женщина вы интересная. Даже более чем… Красивая женщина, и одна.
– Почему одна? У меня есть муж.
– В паспорте, да. А как там на самом деле – это не мое дело.
– Вы абсолютно правы, это не ваше дело. Но муж в основном по паспорту. У него другая женщина, он с ней живет в Москве, а я здесь, на выселках… Ваше любопытство удовлетворено?
– А я показался вам любопытным?
– Но вы же не зря сюда пришли.
– Может, я пришел из личного интереса?
– Так я для вашего личного интереса и говорю, – как-то не очень убедительно сказала она.
Голос у нее звучал ровно, без перепадов напряжения, не дрожал, как это бывает от волнения. Но все-таки угадывалась в нем какая-то тревога.
– И давно к вам приезжал муж?
– Приезжал, – внутренне напряглась Голикова.
– Когда?
– В субботу приезжал.
– В эту?
– В эту.
Беспокойство ее усиливалось, но при этом она старалась держать себя в руках, и у нее это неплохо получалось. Но у Федора особый взгляд, ментовской: чуткий, проницательный, от него трудно скрыть чувства. С ним или правду говорить надо, или актерским талантом обладать.
– И где он сейчас?
– В Москве. Вчера утром уехал.
– В субботу приехал, а в воскресенье утром уехал, так получается?
– Да, так и получается. А что здесь такого? – непонимающе нахмурилась Надежда Максимовна.
– Да нет, ничего… Он один приезжал, без своей женщины?
– Вам какое до этого дело?
– Ну, я же здесь участковый, мне все интересно. Может, у вашего мужа возникли проблемы с законом, и поэтому он решил спрятаться здесь? Места у нас красивые, но глухие. Ну, по сравнению с Москвой…
