А может, у Миши был роман и с Катериной, а Валентина расправилась с ней как со своей соперницей? А потом еще приехала домой к ее мужу, якобы для того, чтобы поговорить с ней. Знала она тогда, что Федор начнет искать Катю и приедет к ней домой…
Федору вдруг показалось, что его тело переворачивается вместе с кроватью, да и сама палата пришла во вращение, только в другой плоскости. Тошнота чуть не вывернула наизнанку содержимое желудка. И голова, казалось, раздулась от боли.
Даже до Прямыхова дошло, насколько ему плохо, и он вызвал врача. Федору сделали укол, и он уснул.
Но стоило ему проснуться, как в палату к нему снова пожаловал Прямыхов. Не человек, а наваждение какое-то. Возможно, своими назойливыми визитами он пытался вывести Федора из себя или даже навязать ему чувство вины. Может, надеялся, что Федор осознает свою вторую, звериную личность. Но зря старается, ничего у него не выйдет.
– Ну что, вспомнил, куда ты дел свою Валентину? – спросил Прямыхов.
Присутствие начальника обещало новый приступ головокружения и боли, но ему нисколько не жаль было своего подчиненного, поэтому он и не собирался уходить. Во всяком случае, сейчас, пока Федор еще мог с ним разговаривать. И врач его не выпроваживал, хотя должен был…
– Как я могу вспомнить то, чего не было?
А действительно, куда делась Валентина? Ну, подставила она Федора под удар. А дальше что? Не может же она пропадать вечно, чтобы ее считали покойницей? Надо ведь и на люди показаться, хотя бы для того, чтобы оформить мужнино наследство – на это всего полгода дается.
Нет, Валентина не дура и не позволит себе пропасть бесследно. Она обязательно объявится и тем самым нанесет Федору еще один, добивающий удар. Она поранит себе шею и скажет, что это он пытался ее убить. И тогда все…
– Было, – с обличительной ухмылкой смотрел на него Прямыхов.
– А того, что меня ударили возле дома Молодовой, не было?
– Я не знаю, где тебя ударили.
– Я же говорил, что возле дома Молодовой. В конце улицы Герцена.
– Да, это ее дом. Но ее там нет. И не было.
– И это значит, что ничего не было, – колко усмехнулся Федор. – И Валентину никто не убивал. Появится она. Обязательно появится. Может, она уже в отделении, заявление на меня строчит.
– Заявление?
– Ну, будто я пытался ее убить…
– А ты пытался? – спросил Прямыхов с таким ликованием, что Федор пожалел о сказанном. Зря он завел разговор на эту тему. Ох, и зря. Но и заднюю уже не включишь.
– Подставила меня Валентина. Сама «заказала» мужа, а я крайним остался.
Но и в этом высказывании Прямыхов нашел повод обвинить Федора.
– Она «заказала» мужа? Тебе «заказала»?.. Ты делаешь официальное заявление?
Старостину ничего не оставалось, как сплюнуть в сторону. Ситуация складывалась, как в классическом американском боевике. Любое сказанное слово могло обернуться против него. Уже обернулось. Поэтому лучше молчать.
– Ты нос от меня, Федя, не вороти! – оскорбился Прямыхов. – Слово за экспертизой. Если на твоей одежде будет кровь Шадриной, ответишь за нее по закону.
– Живая твоя Шадрина, жди, скоро будет…
– Да, но пока ее нет. Поэтому считай, что ты находишься под арестом. Охрану я поставлю.
– И что? Обвинишь меня в том, что я в оборотня превращаюсь? Так я уже, кажется, говорил, что в психушках всегда есть свободные места.
– Нет, в оборотня ты не превращаешься, – скривился Прямыхов. – И раздвоения личности нет.
– За что же тогда меня арестовывать? За кровь в машине? Или за кровь на моей одежде? А что произошло с Шадриной? Уже обнаружен ее труп?
– Нет, пока не обнаружен… Зато есть заявление от гражданина Яремчука.
– Ну да, я ведь его ограбил, как такое можно забыть?
– А ерничать не надо. Есть заявление, есть решение о возбуждении уголовного дела…
– Ну да, бей своих, чтобы чужие боялись.
– А ты свой, Старостин? Лично я в этом не уверен.
– Ну, может, я не свой, потому что ты чужой.
Федор не боялся «тыкать» Прямыхову. После того, что произошло, им уже не служить вместе. Даже если он сможет найти выход из тупика и спасти свое честное имя, кому-то из них придется уйти. И вряд ли это будет Прямыхов…
– А вот это ты зря! – сверкнул взглядом начальник и резко поднялся, давая понять, что разговор окончен.
Федор до боли зажмурил глаза, когда он ушел. Обидно, до жути обидно. Он в западне, а обратиться за помощью не к кому. Прямыхов даже слушать его не хочет, а ведь кто-то должен распутать клубок, за который он взялся. Со стороны Молодовой взялся, а надо бы начать его распутывать со стороны Валентины…
Снегову надо звонить, может, он выручит. Должен выручить. Но как ему позвонить, если телефона нет? Врача нужно позвать, чтобы телефон вернули. Или медсестру.
На его зов пришла медсестра. Это была не очень симпатичная на лицо, начинающая полнеть девушка, которая недостатки в своей внешности пыталась компенсировать легким жизнерадостным характером и веселым кокетством. Вика не просто вошла в палату, а, казалось, ввинтилась в нее – так энергично крутила она бедрами. И не с Федором она заигрывала, а с мужчиной, который сидел в сумраке коридора. Перед палатой сидел, охраняя его. Неужели Прямыхов действительно взял Федора под стражу? Но так это не удивительно, зная его сволочной характер.
– Вика, ты бы мне телефон принесла, – просительным тоном обратился к ней Старостин.
– Нельзя вам, – вздохнула она.
– Кто такое сказал?
– Игорь Васильевич сказал. Облучение, говорит… Но, если серьезно, его об этом ваш начальник попросил.
– Я так и понял… Кто там возле дверей сидит?
– Парень какой-то, говорит, что из милиции.
– В форме, в «гражданке»?
– В «гражданке».
– Позови его сюда.
– Хорошо.
Вика обрадовалась его просьбе. Похоже, сидящий за дверью парень взволновал ее шаткое девичье воображение, а тут появился повод заговорить с ним. И она использовала этот повод, только сидящий за дверью человек в палату не зашел.
– Сказал, что приказ у него – к вам не заходить, – вернувшись, объяснила Вика.
– Понятно.
Видно, Прямыхов опасался, что назначенный на охрану человек попадет под влияние Федора и даже начнет ему помогать. Что ж, его можно понять. Но только понять. А простить нельзя.
– Как голова? – спросила медсестра.
Федор внимательно посмотрел на нее и заметил подвох в ее глазах. Уж не задумала ли она что? Может, охранник ее подговорил?
– Хорошо все.
