– Ну да, это подходит под твою версию о моей виновности, – криво усмехнулся Федор.
– Боюсь, что это единственно верная версия… Думай, Старостин, думай. Вспоминай, как ты убивал. Куда Валентина твоя пропала, вспоминай, куда Ольгин делся…
– Кто меня по голове ударил, тоже вспомнить?
– А кто тебя по голове ударил?
– Действительно, а кто меня по голове ударил?
– Тебе видней.
– Будь я начальником РОВД, я бы всех здесь на уши поставил, чтобы узнать, кто на моего сотрудника напал. Это же плевок в лицо всей нашей милиции, а майору Прямыхову хоть бы хны! Гораздо легче обвинить своего сотрудника в убийстве, чем преступника искать!
– Вот только давай без пафоса! – болезненно скривился Прямыхов.
– Это не пафос, Илья Викторович, это твое направление на пенсию. Кто поверит в твою ересь насчет меня? Начальство поверит? А где улики? Сказки про оборотня не в счет. Ты их внукам своим на пенсии рассказывать будешь. И вспоминать, как ты Антонину Зотову обхаживал…
– Что?! – возмущенно, но при этом с чувством вины взвился Прямыхов.
Федор отвернул голову. Кажется, его слова попали в цель, но что-то не хотелось добивать своего начальника. Фактами, уликами по нему бить – это здорово, но ведь он ведет с ним бой на уровне догадок, как это делают завзятые сплетники.
– Ну, знаешь!.. – резко поднялся со своего места майор. – Факты тебе нужны? Будут тебе факты!
Он ушел, а через какое-то время появился столяр, который установил задвижку на дверь палаты. С внешней стороны затвор поставил. Решетки на окнах уже стояли, теперь вот дверь можно было запереть со стороны коридора. И охрана наверняка будет. Что ж, Прямыхов сделал все, чтобы палата превратилась в тюремную камеру.
А вечером в палату зашла дежурная медсестра и с мегерским каким-то злорадством попросила пижаму. Сказала, что новую принесет. Федор послушался ее, но взамен не получил ничего.
Мало того что теперь он находился в одиночной камере, так его еще и раздели. В трусах и майке даже ночью далеко не убежишь. Но так ведь и больничная пижама не самая лучшая одежда для прогулок по ночному городу.
Понял Федор, что с одеждой его обманули. Поднялся с постели, подошел к окну, открыл его, взялся за прутья декоративной решетки… Да, решетка действительно декоративная, но все-таки это защита от воров. Так просто ее не выставишь. Тонкие прутья не разогнешь из-за крепких поперечин, и распилить их нечем…
Но сама по себе решетка была закреплена не очень хорошо. Федор тряхнул ее раз-другой и почувствовал, как что-то сдвинулось в точке крепления. В одной из нескольких точек. Но ведь тронулся лед. И если не останавливаться на достигнутом, можно выставить решетку. Шансов на это немного, но все-таки они были…
Он закрыл окно, вернулся в койку и тут же услышал, как открывается защелка. Снова дежурная медсестра. На этот раз она принесла заряженный шприц и таблетки в пластиковом колпачке.
– А пижаму принесли? – спросил Старостин.
– Нет, завтра, – покачала головой высокая скуластая женщина с блеклыми глазами.
– Тогда и укол завтра.
– Вы отказываетесь от лечения? – сухо спросила она.
– Нет, но укол мне делать не надо.
– Если вы отказываетесь от лечения, то завтра вас выпишут. И переведут в изолятор временного содержания. Вы это и сами понимаете.
– Понимаю, – кивнул Федор.
Прямыхов был плохим сыщиком, но мозги промывать умел. И эту женщину он плотно проинструктировал, и весь медперсонал. Об охране за дверью и говорить нечего.
Он отказался от укола, и медсестра ушла. Не стала она настаивать на своем. А зачем? Никого из охраны она совращать не собирается, поэтому палата будет под присмотром всю ночь…
После полуночи Старостин подошел к двери, прислушался. Голоса в коридоре. Тихие голоса. Это его надзиратели между собой переговариваются. Их как минимум двое. И они не спят. Шансы на успешный побег минимальны, но Федор все-таки не отступился от своих планов.
Он прождал еще пару часов, снова подошел к двери. Не слышно больше голосов. Зато кто-то похрапывает.
Тихонько открыв окно и стараясь не шуметь, Федор принялся его расшатывать. Минуты две ушло на то, чтобы окончательно сорвать ее с одной точки крепления, еще пять, чтобы разобраться со второй. Дальше – проще…
Глава 28
Дверь на проходной открыта, но вертушка застопорена. Зато свободен путь в сторожку.
Не хотел Федор обижать сторожа, но ему нужна была его одежда. Бить он его не будет – просто заломит руку за спину, возьмет на болевой прием, заткнет рот и постарается объяснить, что все это делает ради борьбы с преступностью.
Но никому ничего объяснять не пришлось. Охранник беззастенчиво спал, ткнувшись лбом в покоящееся на краю стола предплечье…
Парень был в «гражданке», а его униформа висела на стенном крючке. Даже в сторожку входить не надо было, чтобы дотянуться до нее.
Федор тихонько снял одежду, стараясь не шуметь, перепрыгнул через вертушку. Дверь на улицу открыта, только вот в сторожке послышался какой-то шум. И тут же голос:
– Эй, я не понял!
И снова шум. На этот раз – звук падающего тела. Если долго спать в сидячем положении, то может занеметь и потерять чувствительность нога. Видимо, и с охранником случилась такая беда. Учуяв неладное, он поднялся, но тут же упал, не удержавшись на единственной работоспособной ноге. А может, у него обе конечности отнялись, и такое бывает…
Выскочив на улицу, Федор побежал куда глаза глядят. А смотрели глаза в темноту, поскольку освещенная часть улицы его нисколько не привлекала… Сейчас сторож поднимет тревогу, охранники хватятся Федора, будут задействованы все патрули. Что ж, правду найти – не поле перейти. Надо выдержать немало испытаний, чтобы докопаться до истины…
Музыка «кислотная» в доме играет, табачный и конопляный дым, двое лежат в обнимку поперек дивана, двое вяло ворочаются под столом, какой-то парень сам по себе – развалился в кресле, тупо смотрит в потолок, в пальцах дымится «косяк»… Цветет и пахнет наркоманская «малина».
– Сонька где?
Одинокий парень даже глазом не моргнул, но рукой махнул. В сторону закрытой двери махнул.
Поздно уже, завяли наркоманы, усохли, потому на Федора никто не обращал внимания. А ведь эти «торчки» могли ополчиться на него – закидать вопросами, замахать кулаками, а если еще и ножи в ход пустят…. Впрочем, опасность все еще сохраняется. Это сейчас до Федора никому нет дела, но неизвестно, как все будет, если Сонька хай поднимет.
В спальне на кровати лежали двое, в обнимку. Он в костюме Адама, она – Евы. Простыня на полу валялась. Федор поднял ее, набросил на спящих, и только тогда тронул девушку за ногу. Ноль реакции. Тогда он зашел к ней сбоку и тряхнул за плечо.
