— Микс, почему ты об этом не сообщил? И смотри мне в глаза.
Микс повернулся в мою сторону; по лицу было видно, что ему стыдно.
— Я пытался связаться с Рассом или Гарри, но их не было на месте, поэтому я позвонил Эллису Лоу. Он попросил меня не сообщать о том, что мне удалось узнать, пригрозив в противном случае лишить меня лицензии на охранную деятельность. Позже я узнал, что Линдскотт был какой-то шишкой у республиканцев и что он пообещал Лоу поддержать его на выборах окружного прокурора. Лоу просто не хотел, чтобы имя Линдскотта появилось в газетах в связи с делом Орхидеи.
Я закрыл глаза, чтобы не смотреть на него; Микс продолжал оправдываться, пока я представлял, как Бетти сначала высмеяли, потом сделали непристойное предложение и наконец вышвырнули на улицу.
— Блайкерт, я проверил Линдскотта, его дружков и даже его слугу. Вот их показания, все законно — длинно и нудно. Никто из них не мог ее убить. Они все были дома или на работе, начиная с двенадцатого и по пятницу, семнадцатое. Никто из них не мог этого сделать, иначе бы я не скрывал этой информации. У меня их показания вот здесь, можешь убедиться.
Открыв глаза, я увидел, как Микс открывает замок настенного сейфа. Я спросил:
— Сколько тебе заплатил Лоу за то, чтобы ты молчал?
Микс выпалил:
— Штуку, — и шарахнулся в сторону, словно ожидая, что сейчас его ударят. Презрение не позволило мне доставить ему такого удовлетворения, в воздухе так и повис ярлык с его ценой.
* * *
Теперь я уже наполовину знал, что происходило в последние дни жизни Элизабет Шорт.
В пятницу, десятого января, Рыжий Мэнли высадил ее у гостиницы «Билтмор»; оттуда она позвонила Берту Линдскотту, и ее приключение в его доме продлилось до 14:30 следующего дня. Вечером того же дня, одиннадцатого января, она возвратилась в «Билтмор» и, встретив в коридоре Сэлли Стенсон и Джонни Фогеля, пошла удовлетворять последнего. Закончив где-то в районе полуночи, она ушла оттуда. Той же ночью или, возможно, ранним утром в двух кварталах от «Билтмора», в баре «Ночная Сова», на 6-й и Хилл, она встретила капрала Джозефа Дюланжа. Она оставалась там с Дюланжем, в баре и потом в гостинице «Гавана», до вечера воскресенья, двенадцатого января, когда он повел ее к своему «знакомому доктору».
Когда я, уставший, возвращался в «Эль Нидо» меня не покидало ощущение чего-то незавершенного. Проезжая мимо телефонной будки, я понял что это было: если Бетти звонила Линдскотту домой, а его дом находился в пригороде, и поэтому звонок считался междугородным, то в телефонной компании «Пасифик Коуст Белл» должны были сохраниться сведения о нем. Если она делала еще какие-либо звонки в тот день или одиннадцатого, до или после ее встречи с Джонни Фогелем должна быть информация и по этим звонкам — компания сохраняла данные по всем разговорам, осуществляемым с платных таксофонов, — это делалось в целях изучения издержек и затрат на содержание этих аппаратов.
Моя усталость в момент улетучилась. Оставшуюся часть пути я несся по закоулкам, не останавливаясь на запрещающие знаки и красные сигналы светофоров; приехав на место и припарковавшись возле гидранта, я полетел в комнату за блокнотом. Я несся к телефону в коридоре, когда он неожиданно зазвонил.
— Да?
— Баки? Милый, это ты?
Это была Мадлен.
— Слушай, я сейчас не могу с тобой говорить.
— У нас вчера должно было быть свидание, помнишь?
— Мне нужно было уехать из города. По работе.
— Ты мог бы позвонить. Если бы ты мне не сказал про это твое укромное местечко, я бы подумала, что ты умер.
— Боже мой, Мадлен...
— Милый, мне надо с тобой повидаться. Завтра они сносят эти четыре буквы на указателе «Голливудлэнд», а также несколько домов, которые принадлежат папе. Права собственности переходят к городу, но ведь папа купил эту собственность и построил эти здания сам. Он использовал самый дешевый и плохой по качеству материал для постройки. Следователь, нанятый городской администрацией, так и крутится вокруг папиных адвокатов по налоговым делам. Все пытается что-то разнюхать. Один из адвокатов сказал папе, что его заклятый враг, тот самый, который совершил самоубийство, оставил администрации какие-то документы, касающиеся папиной недвижимости...
Это было похоже на детский лепет: папочка в беде — пожалуюсь-ка я Баки, второму персонажу по списку, кому можно пожаловаться, чтобы он спас первого. Я сказал:
— Слушай, я не могу сейчас с тобой говорить, — и повесил трубку.
Теперь для меня начиналась настоящая детективная работа. Положив свой блокнот и ручку на полочку возле телефона, я высыпал из карманов все монеты, которые накопились за четыре дня. Их набралось на целых два доллара, — примерно на сорок звонков. Для начала я позвонил оператору ночной смены «Пасифик Белл» и запросил информацию по всем звонкам, сделанным из гостиницы «Билтмор» вечером 10, 11 и 12 января 1947 года; имена и адреса вызываемых абонентов, а также время звонков.
Нервно теребя трубку и бросая злобные взгляды на других постояльцев гостиницы, которым вдруг тоже приспичило звонить, я стал ждать, пока женщина на том конце провода даст нужную мне информацию. Наконец через полчаса она сообщила мне следующее.
В списке от 10 января значился адрес и телефон Линдскотта, но больше ничего подозрительного. На всякий случай, я записал всю информацию по этому дню; затем, когда операторша стала перечислять звонки, сделанные вечером 11 января как раз в то время, когда Бетти встретила Сэлли Стинсон и Джонни Фогеля в холле «Билтмора», — я понял, что наконец нашел.
Четыре раза звонили в Беверли-Хиллз, в гинекологические консультации. Я записал имена и адреса, а также телефоны ночных операторов этих консультаций, равно как и всю оставшуюся информацию, даже несмотря на то, что там не было ничего интересного. После этого, используя оставшийся арсенал монет, я стал атаковать Беверли-Хиллз.
Чтобы получить то, что мне было нужно, пришлось истратить все монеты до единой.
Операторам в гинекологических консультациях я говорил, что я полицейский, звонящий по срочному делу; они соединяли меня с домашним номером врача. Последние посылали в офис своих секретарей, чтобы те проверили все записи, после чего они перезванивали мне в «Эль Нидо». Весь процесс занял два часа. В результате я получил следующее.
Ранним вечером 11 января 1947 года некие миссис Фиклинг и миссис Гордон звонили в четыре разных консультации Беверли-Хиллз и просили записать их на обследование по поводу возможной беременности. Операторы записали их на 14 и 15 января соответственно. Лейтенант Джозеф Фиклинг и майор Мэтт Гордон были из числа героев войны, которые якобы ухаживали за Бетти и которых она называла своими мужьями; обследования так и не состоялись, потому что 14-го ее замучили до смерти, а 15-го она была уже просто грудой изуродованной плоти на 39-й и Нортон.
