— Это предварительная беседа. Через несколько дней вас навестят судебный исполнитель и стенографист. Вам будет передан длинный список вопросов, касающийся отдельных людей. Эти вопросы подготовим мы с лейтенантом Консидайном, и, если ваши ответы нас удовлетворят, вы по почте получите официальный отказ от предъявления иска.
— Значит, теперь все?
— Не совсем. Вернемся еще раз к Сонной Лагуне.
— Я же сказал, что был тогда в Нью-Йорке.
— Но вы знали многих из ключевых фигур Комитета защиты. Например, Бенавидеса, Дуарте и Лопеса.
— И что же с того?
— Это ведь они громче всех возмущались, что бедных мексиканских мальчиков осудили и засадили в каталажку.
— Да. После Сонной Лагуны вспыхнуло восстание зутеров, ваше управление полиции тогда просто озверело. Несколько мексиканцев были забиты до полусмерти, и Сэмми, Хуан и Мондо через свой комитет выражали возмущение этими действиями.
Мал повернулся на своем стуле и наблюдает. Дадли затеял большую рыбалку, прибегнув к необычной для себя риторике, дабы выудить нужные факты. А Рольфф говорит:
— Возможно, это звучит для вас доктринерством. Но это правда.
Дадли надул щеки и выпустил воздух.
— Мне всегда кажется странным, что комми и ваши так называемые обеспокоенные граждане даже мысли не допускают, что убийцей или убийцами Хосе Диаса мог быть кто-то из своих. Вы мастера находить козла отпущения. Лопес, Дуарте и Бенавидес были бандитами и, наверное, знали многих белых подонков, на кого можно было свалить эту вину. Об этом когда-нибудь шли разговоры?
— Нет. Я ничего не понял из того, что вы сказали. Дадли незаметно подмигнул Малу:
— А вот мы с коллегой думаем иначе. Давайте вопрос поставим так: эти три мекса или кто-то другой из Комитета Сонной Лагуны выдвигали обоснованную версию того, кто же убил Хосе Диаса?
— Нет, — сказал Рольфф сквозь зубы.
— А что сама компартия? Она никого не предлагала на роль козла отпущения?
— Я же сказал вам: нет. Повторяю: все это время я был в Нью-Йорке!
Дадли поправил галстук и указал одним пальцем на улицу.
— Малкольм, какие-нибудь еще вопросы напоследок к мистеру Рольффу.
— Нет.
— Вот как? А о нашей славной Клэр?
Рольфф встал и сунул руку за ворот рубашки, будто ему не терпелось отделаться от этих инквизиторов и принять скорее ванну. Мал вскочил на ноги, опрокинув стул. Он попытался вставить какую-нибудь шутку, но выговорил одно сухое «нет».
Дадли по-прежнему сидел и улыбался.
— Мистер Рольфф, мне нужны имена пяти «попутчиков», хорошо знакомых с мозговым трестом УАЕС.
— Нет. Абсолютно исключено.
— Я бы хотел услышать эти имена прямо сейчас. Нерез несколько дней, когда наш коллега проведет Проверку данных лиц, вы сможете поделиться с нами более подробными воспоминаниями о них. Прошу Назвать имена. Всем своим видом Рольфф выражал неуступчивость, руки сжались в кулаки.
— Можете рассказать Джудит о Саре и обо мне, она вам не поверит.
Дадли извлек из внутреннего кармана листок бумаги:
11 мая 1948 года. Дорогой Ленни. Мне не хватает тебя, и я хочу тебя несмотря на все то, что мы перенесли. Я знаю, что ты, конечно, не знал, что болен, и познакомился с той проституткой до того, как мы стали встречаться. Лечение болезненно, но все равно не перестаю думать о тебе, и если бы не страх, что Джудит узнает о нас, я бы только и говорила о тебе с утра до вечера.
— «Армбастер 304» — самый дешевый в мире стенной сейф, товарищ. Человек в вашем положении не должен скупиться.
Ленни рухнул в траву на колени. Дадли пригнулся к нему и выпытал у него несколько фамилий, произнесенных едва слышно. Последним сквозь всхлипы был назван Нат Айслер.
Мал бегом направился к машине, только раз обернувшись. Дадли смотрел на своего свидетеля: тот как безумный швырял в воздух машинку, рукопись, стол и стулья.
Дадли отвез Мала обратно в мотель. По дороге оба не проронили ни слова. Мал настроил радио на волну станции, передававшей классическую музыку, и в машине гремела торжественная мелодия. Прощаясь, Дадли сказал:
— Вы больше приспособлены к такой работе, чем я думал.
Мал вошел в свой номер и целый час стоял под душем, пока в дверь не постучал администратор с жалобой, что во всем заведении кончилась горячая вода. Мал успокоил его, показав свой полицейский жетон и сунув десятку. Надел последний чистый костюм и поехал в центр к своему адвокату.
Офис Джейка Келлермана находился в здании «Овиатт Тауэр» на углу Шестой и Олив. Мал приехал на пять минут раньше назначенного и, сидя в приемной, думал, что Джейк пожертвовал секретарем, чтобы только устроиться в самом фешенебельном здании Лос-Анджелеса за безумную арендную плату. Их первый разговор имел общий характер, в этот раз следовало обсудить главные моменты дела.
Келлерман открыл дверь в свой кабинет точно в три часа. Мал вошел и сел в простое коричневое кожаное кресло. Келлерман пожал ему руку и встал возле простого деревянного стола, тоже коричневого цвета.
— Предварительное слушание послезавтра в зале 32 Гражданского суда, — сказал Джейк. — Гринберг в отпуске, и мы получили одного гойского болвана по фамилии Хардести. Очень сожалею, Мал. Я хотел, чтобы дело слушал судья-еврей, на которого ваша работа в военной полиции во время войны произвела бы впечатление.
Мал пожал плечами, думая об Айслере и Рольффе. Келлерман улыбнулся:
— Не просветите меня по поводу одного слуха?
— Конечно.
— Слышал, что вы пришибли какого-то нациста ,в Польше.
— Было дело.
— Вы его убили?
В скудно обставленном кабинете стало душно.
— Да.
— Мазл тов! — восхитился Келлерман, сверился с расписанием работы суда и просмотрел несколько бумаг, лежавших на столе. — На предвариловке я буду добиваться, чтобы судья отложил слушание дела, и постараюсь повернуть так, чтобы приурочить его к выходу Гринберга. Вы ему страшно понравитесь. Как идет эта волынка с большим жюри?
— Нормально идет.
— А почему же у вас такой унылый вид? Скажите, а может случиться так, что вас повысят еще до начала работы большого жюри?
— Нет. Джейк, как вы планируете добиться отсрочки суда?
Келлерман сунул большие пальцы в кармашки жилетки.
— Выставлю Селесту в невыгодном свете, Мал. Она бросила сына…
— Она его не бросила, это сволочи нацисты схватили ее вместе с мужем и отправили в Бухенвальд.
— Ш-ш-ш-ш. Тихо, тихо, дружище. Вы сами мне говорили, что мальчик подвергался сексуальному растлению в результате того, что мать его оставила. А в лагере она неплохо устроилась, почему и выжила. В архиве есть ее карточки сразу после освобождения, там она выглядит как Бетти Грэйбл
[37]
в сравнении с другими заключенными женщинами. Я просто уничтожу ее в суде, неважно, попадет дело Гринбергу или нет.
