Полицейские встали и направились к дверям. Заметив Датча, Перкинс окликнул его:
– Эй, шкипер! И где, по-твоему, шляется Ллойд Хопкинс? Как раз сейчас, когда он нам действительно нужен, где его черти носят?
Кэтлин подъехала к кирпичному зданию на Альварадо и остановила машину. Она заметила на дверях табличку «Закрыто по болезни» и попыталась рассмотреть сквозь стекло витрины, что творится внутри, но ничего не увидела, кроме запыленных прилавков и кучи картонных коробок. Тогда она отправилась на стоянку и сразу заметила длинный желтый фургон с номерным знаком «П-О-Э-Т». Она уже взялась за ручку задней дверцы, когда ее накрыла тьма.
* * *
Ллойд ждал темноты на игровой площадке парка в Полумиле от электростанции Сильверлейка. Он спрятал машину за сараем с инвентарем, чтобы ее не было видно с улицы. «Ремингтон» и «магнум» лежали в багажнике, заряженные и готовые к бою. Сидя на старых детских качелях, скрипящих под его тяжестью, он мысленно составил список людей, которых любил. Список возглавили его мать, Дженис и Датч, за ними шли дочери и множество женщин, подаривших ему радость и веселье. Раскидывая сети памяти как можно дальше, чтобы вооружиться любовью, он вытянул новый улов: товарищей по работе, обаятельных жуликов и даже обычных прохожих, замеченных им на улице и чем-то запомнившихся. Отдельные люди становились уже неразличимыми в толпе, но любовь от этого только росла, и когда спустились сумерки, Ллойд понял, что, если в полночь ему суждено умереть, он продолжит жить в крупинках невинности, которую спас от Тедди Верпланка.
Кэтлин вышла из тьмы с открытыми глазами. Зрение вернулось к ней со слезами и удушливым запахом химикатов. Она хотела моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд, но ничего не вышло: веки не двигались. Тогда она попыталась скосить глаза, но наградой ей стал лишь новый приступ обжигающих слез. Крикнуть она тоже не могла: нечто невидимое сделало ее немой. Она попыталась двинуться, стараясь по звуку определить, что ее окружает. Руки не повиновались, а вот ноги шаркнули по какой-то невидимой поверхности. Она стала биться всем телом. Все чувства были приглушены, но она расслышала тихое «Ш-ш-ш, ш-ш-ш». Что-то мягкое промокнуло ей глаза, на миг ослепив, потом это нечто сменилось ярким светом.
«Я не ослепла и не оглохла, – подумала она, – но я мертва».
Взгляд Кэтлин сосредоточился на низком деревянном столике. Она опять скосила глаза и поняла, что столик находится всего в нескольких футах. Словно в ответ на ее немой вопрос, столик со скрипом пододвинулся к ней чуть ли не вплотную. Она могла бы до него дотронуться. Кэтлин отчаянно выворачивала руки, но все без толку. Только теперь, пронзенная болью, она поняла, насколько затекло все тело.
«Я мертва, но не разрезана на куски».
Сосредоточив все свои чувства во взгляде, Кэтлин уставилась на стол. Постепенно позади него обозначилась комната. А потом мягкая тьма вновь накрыла ее. Тьма то появлялась, то исчезала, словно опускался и поднимался затвор фотоаппарата. Когда вернулся свет, стол оказался прямо у нее под носом, а на нем лежали голые целлулоидовые куклы. У каждой из них промежность была проткнута иголкой, а большие круглые головы обклеены черно-белыми фотографиями.
«Я в аду, а это души других страдальцев, попавших сюда вместе со мной».
Ей почудилось что-то знакомое в головах, облепленных фотографиями.
«Я мертва, но могу думать».
Она знала, что эти головы – часть ее самой. Каким-то образом они были ей близки, имели к ней отношение. Каким-то непостижимым образом…
И тут в голове у нее щелкнуло. Руки свело судорогой, ноги вскинулись вперед, и кресло, в котором она сидела, опрокинулось на пол.
«Я жива, и это девочки из моей свиты. Полицейский был прав. Тедди из школы убьет меня».
Невидимые руки подняли кресло и повернули кругом. Кэтлин извивалась, упираясь ногами в мягкий ковер.
«Он что-то сделал с моими веками. Я не могу закрыть глаза, и мой рот заклеен, но я жива».
Кэтлин, насколько хватило сил, покосилась сперва налево, потом направо, запоминая все, что видела на стене перед собой, в попытке осмыслить увиденное, понять нечто большее. Когда пришло понимание, она разрыдалась, и опять слезы ослепили ее. Кровь, ветки розовых кустов, изуродованные фотографии и экскременты. Ее оглушила вонь.
«Мне не жить».
Затем послышался механический шорох. Кэтлин вновь предельным усилием скосила глаза. На тумбочке у кровати стоял магнитофон. Она попыталась закричать и почувствовала, как изолента, которой был заклеен ее рот, вроде бы слегка поддается.
«Если я смогу закричать, я…»
С магнитофонной пленки до нее донесся тихий вздох. Кэтлин вдохнула через нос и выдохнула ртом изо всех сил. Изолента надулась, причиняя ей боль, и начала понемногу отрываться от нижней губы. Тем временем тихие вздохи на пленке сменились напевным голосом:
Удел мой лишь в стихах
Петь о своей любви,
Запечатлев в строке,
Сочащейся проклятьем;
Истерзанная плоть твоя
Обласкана несчастьем,
И я отмстил ее,
Сразив их наповал.
Ноты, изменница
С жетоном и числом,
Не предпочла меня.
Ему отдавшись, шлюха;
В том нет твоей вины,
Но выбирай: гляди,
Как он падет от ран
И уползет на брюхе.
А я буду всегда любить, любить, любить…
Послышался вздох, и все стихло. Кэтлин шевельнула бровями и почувствовала, как тянут швы в уголках ее век.
«Я убью его раньше, чем он меня».
Магнитофон выключился со щелчком. Чьи-то сильные руки подняли кресло, в котором сидела Кэтлин, и повернули его на сто восемьдесят градусов. Она ахнула, но изо рта вырвалось лишь глухое мычание. Подняв глаза, она увидела перед собой Тедди Верпланка, затянутого с головы до ног в черное трико, и мысленно заговорила сама с собой, чтобы не закричать и не сорвать изоленту со рта раньше времени.
«Он стал таким красивым. Почему жестокие мужчины всегда кажутся такими красивыми?»
Тедди развернул перед Кэтлин кусок ватмана. Прикусив язык, она прочла крупные, по линейке выведенные печатные буквы:
«Я пока не могу говорить с тобой. Сейчас я возьму нож и помечу себя. Я не трону тебя ножом».
Кэтлин кивнула, пробуя изоленту кончиком языка. Ноги отходили от онемения. Она вспомнила, что на ней прочные башмаки с квадратными носами на низком каблуке.
«Таким башмаком можно здорово лягнуть».
И вновь покорно кивнула. Тедди улыбнулся и перевернул ватман. Обратная сторона была заклеена старыми, пожелтевшими газетными вырезками. Кэтлин вгляделась. Увидев, что это подробные отчеты об убийствах женщин, она прикусила себе щеки, заглушая сухое рыдание, и методично прочитала все от первого до последнего слова. Ее страх превратился в бешенство. Она укусила себя сильнее, кровь вперемешку со слюной заполнила рот. Она глубоко вздохнула через нос и подумала: «Я его искалечу».
