– Отлично.
– Я пытаюсь добиться должного уважения к себе.
– Фил обычно очень упрям, так что ты действительно заслуживаешь уважения, раз заставила его извиниться.
– Завтра Кемп сделает заявление прессе. Он официально попросит у меня прощения, естественно, не признаваясь в домогательствах. Скажет, что мы друг друга не поняли, или еще что-нибудь в этом роде. Потом я поговорила с Брайтоном. Между нами, Кемпа, вероятно, повысят в должности. Теперь он будет занимать место в правлении.
– Неплохо устроился!
– По крайней мере будет на виду у начальства. А я могу со спокойной душой прекратить дело и не чувствовать, что пошла на попятную. Правда, многие скажут, что я бросила других женщин, но мне плевать. Я собираюсь заниматься другими, более важными делами.
Хесс хотел поймать взгляд Мерси, но она уже уставилась в окно.
"Розовый сад" находился на западе от озера Эльсинор. Ворота оказались закрытыми, но незапертыми.
Сам приют было темным старым зданием. Из окон виднелся тусклый свет в трех комнатах, а на крыльце висел небольшой фонарь. Хесс заметил, что некогда дом был покрашен в синий цвет.
За открытой дверью гаража напарники не увидели никаких машин. Из земли, покрытой мертвой желтой травой, торчала табличка с кривоватой надписью:
Добро пожаловать!
Вам всегда рады в приюте «Розовый сад»!
Даже после заката стояла жара. Хесс вытер лоб рукавом куртки, посмотрел на покосившееся крыльцо здания, старые диваны у стены, решетки из кованого железа на окнах, пустые птичьи кормушки и китайскую "музыку ветра", не издающую ни звука в этот безветренный вечер.
Хесс слышал голоса в доме, но они, возможно, доносились из телевизора или радиоприемника.
– Ну и вид у этой конторы, – заметила Мерси. – Как там зовут ее владельца?
– Уильям Уэйн.
– Ты только взгляни на здание! Боже мой!
– Послушай!
Со второго этажа раздался протяжный стон. А затем веселый женский смех с первого.
– Их что, щекочут до смерти?
– Осторожно!
Хесс потянулся к кобуре, Мерси сделала то же. Хесс подошел к двери, а Мерси, с пистолетом наготове, прикрыла его сбоку.
Тим постучал. Напарники снова услышали стон, а смех прекратился. У Хесса учащенно забилось сердце, и он ничего не мог с этим поделать. Дверь не открывали. Хесс дернул ее, но она не поддалась. Напарники переглянулись. Мерси спокойно стояла, крепко держа в руке оружие, широко расставив ноги и прислонившись спиной к стене. Она пожала плечами, и Хесс постучал снова, теперь сильнее и дольше.
Опять ничего. Стон продолжался.
– Ну ладно! – Хесс сделал шаг назад, собрался с силами и попытался выбить дверь плечом. Со второй попытки ему удалось лишь расколоть дверной косяк, и Мерси пришла напарнику на помощь.
В передней было очень душно. В воздухе висел сильный отвратительный запах, который Хесс безошибочно распознавал среди сотни других. По темной мрачной комнате летало с десяток жужжащих мух и шершней. Хесс заметил два коридора: один вел направо, другой – налево.
Навстречу полицейским вышел молодой человек с длинными светлыми волосами и подносом в руках. Испуганно посмотрев на них, он уронил поднос и юркнул в коридор.
Хесс и Мерси одновременно крикнули ему вслед. Их громкие угрожающие голоса, казалось, сотрясли стены этого хлипкого, невзрачного здания. А в ответ им прозвучал все тот же жалобный стон.
Не колеблясь Хесс побежал по коридору и оказался на кухне. Он схватил улепетывавшего парня, повалил на пол, завел руки за спину и начал с силой водить его лицом по линолеуму. Мерси стояла рядом.
– Мы взяли его, Хесс! Аккуратнее води, чтоб зубы не выбить. А ты не двигайся, сукин сын!
Хесс поднялся, все еще крепко прижимая шею парня к полу. На поясе у того висело несколько ключей, складной ножик и заламинированная карточка с именем. Тяжело дыша, Тим перевернул парня на спину и посмотрел на него.
Вдруг стало очень тихо, даже стоны прекратились.
– Вот и хорошо, – сказал Тим.
Парень выглядел лет на двадцать с небольшим. У него были длинные волнистые волосы, тонкая бородка и темные испуганные глаза. Он был очень худ и бледен. Одежда его не отличалась аккуратностью и изысканностью: грязная майка, темные джинсы и красные кеды, надетые на босу ногу. Он посмотрел на Хесса так, будто тот собирался проглотить его заживо. Подбородок парня дрожал, как у ребенка.
– Имя, тварь!
Он переводил глаза с Хесса на Мерси. Грустный, влажный и даже сожалеющий взгляд. Парень не оказывал никакого сопротивления. Он лежал на полу, напоминая неуклюжую черепаху.
– Так как тебя зовут? – спросил Хесс.
– Билли.
– А фамилия у тебя есть, Билли?
– Билли Уэйн.
Хесс увидел надпись на его карточке: "Уильям Дж. Уэйн, № 113".
– Я этого не делал! И требую адвоката.
– Чего именно ты не делал?
– Чего бы то ни было. Я здесь живу и заведую...
– Чем же ты заведуешь?
– Всеми нами. Когда доктор уходит, я остаюсь за главного.
Теперь его глаза выражали только ужас. Наверху снова кто-то застонал.
– Тебе нужно многое нам объяснить, Билл. Сейчас ты встанешь и сядешь на стул, а потом начнешь говорить. Попробуешь напасть – навсегда распрощаешься с яйцами. Усек?
– Я требую адвоката. И я этого не делал.
– Да, конечно, а теперь вставай и усаживай свою задницу на стул. Тим, может, проверишь этот чертов дом, пока Билли собирается с духом? А затем он расскажет нам обо всем, чего не делал.
* * *
С ключами в руках Хесс направился по левому коридору. В воздухе пахло грязной общественной уборной. Над ухом жужжали мухи. Тим открыл первую дверь: за ней оказалась маленькая комнатка, освещенная флуоресцентной лампой на стене. На кровати лежал маленький человек, полуприкрытый простыней. Его кости проступали сквозь бледную кожу. Он открыл рот, но не издал ни звука, а потом моргнул. Хесс увидел своеобразный туалет: прямо в деревянном полу была проделана дыра, а вокруг нее лежали человеческие экскременты. На дверной ручке снаружи висела табличка, на которой было написано имя пациента: Дж. Орсино. Мухи залетали в комнату через открытую дверь, врезались в стены, садились на лампу и вылетали обратно.
В следующей комнате лежала молодая смеющаяся женщина. Хесс в полумраке узрел только ее спину и рыжеватые волосы. Кровать ее стояла посреди помещения, и женщина сидела на самом краю, раскачиваясь и тряся головой. Казалось, она либо плачет, либо думает о чем-то важном. И при этом почему-то смеется. У кровати валялся засиженный мухами котелок с присохшей по краям едой, а рядом – бадья, наполовину заполненная водой.
