Не спеша обедали. Горячий суп со свининой, трофейные консервы, граммов по сто пятьдесят водки. Хорошо! Неподалеку журчала на камнях быстрая чистая речка. Солнышко, и война кончается. Успели поговорить о жизни, у кого какие планы, затем снова взялись укреплять позиции. Дорога по-прежнему оставалась пустынной.
Федя Васьков, беспокойный и энергичный парень, напоминавший старого друга Леню Кибалку, поделился со мной своими соображениями. Дорогу мы перекрыли, но лес вокруг достаточно густой, не исключен удар с флангов.
— Танки не пройдут, — возразил Юра Чехов. — А технику помельче услышим.
— Они пешим ходом могут ударить. Дураки, что ли, на рожон по дороге переться.
Мы согласились, что фрицы далеко не дураки. А у нас действительно три четверти стволов были нацелены на дорогу. Фланги защищали жидкие отделения с пулеметами. Переставили часть танков с расчетом на удар из леса. Имелись там поляны, по которым могла пройти немецкая техника. Конечно, я рисковал. Немцы вполне могли ударить тараном в лоб, и тогда вряд ли мы бы сдержали крупные силы.
Ночь прошла спокойно, не считая дальней стрельбы. Утро девятого мая было солнечным и спокойным. Ночью был подписан акт о капитуляции Германии. Но мы этого еще не знали.
А война продолжалась…
Часов в семь утра с дальнего поста доложили по рации, что в нашем направлении двигаются с десяток танков, в том числе две «Пантеры», грузовики с пехотой, еще какая-то техника. Впереди — разведка на трех мотоциклах.
Разведку мы хотели пропустить, но они нас заметили еще издалека, и внезапного удара из засады не получилось. Кроме батареи 76-миллиметровых пушек ЗИС-3, у меня было восемь танков Т-34-85. Новая машина мне нравилась, хотя для пяти человек экипажа была тесновата. Зато имелось сильное орудие, о котором всегда мечтали.
Метров с семисот мы подожгли головную «Пантеру». Толстая лобовая броня не спасла ее от снаряда 85-миллиметровки. Беглым огнем подбили еще два-три танка и перегородили дорогу. Но почти сразу загорелись от кумулятивных снарядов две наших «тридцатьчетверки». Остальные танки и орудийная батарея стреляли дружно и довольно метко. Взорвался подбитый Т-4, горели мотоциклы разведки.
Немецкие танки отошли и продолжали вести огонь из-за прикрытий. В нашу сторону, кроме 75-миллиметровых пушечных снарядов и мин, полетели тяжелые шестидюймовые снаряды. Это оказалась самоходка «Бруммбер» с короткоствольной гаубицей, видимо, единственное тяжелое орудие в прорывающейся немецкой колонне.
Я уже видел эту штуковину. Хорошо бронированная и подвижная, она била по целям трехпудовыми фугасными и гаубичными снарядами. Огонь велся хоть и редкий, но довольно точный. Видимо, где-то на дереве сидел корректировщик. Как это случилось в Венгрии, тяжелыми снарядами немцы старались нас оглушить, внести сумятицу, а затем нанести удар.
Снаряды взрывались с оглушительным грохотом. Дорогу для прорыва фрицы берегли, зато на обочине, где сосредоточилась наша техника, горела еще одна «тридцатьчетверка». Чертова гаубица перевернула и развалила на куски пушку ЗИС-3, погиб почти весь расчет. Мы хотя и вели непрерывный огонь, но нащупать гаубицу-самоходку не могли. Она стреляла из-за укрытия навесным огнем.
— Сволочь! — отплевываясь землей, матерился Федя Васьков. — Когда же у нее снаряды кончатся? Может, пустишь танки? На скорости, с маху…
— Сожгут по дороге, — отозвался я. — Этот обрубок скоро заткнется, а вот атаку жди каждую минуту. Бери на себя левый фланг, а я с Юркой Чеховым — правый.
— Понял.
— Тогда действуй.
Танки, которые получили отпор, лезть вперед не торопились. Тем более дорогу перегородили три горящих машины. Зато через полчаса, молча, с нескольких сторон вынырнули из леса (как и предсказывал Васьков) немецкие штурмовые группы. С ручными пулеметами, новыми длинноствольными автоматами МП-43 и «фаустпатронами». Среди деревьев, в густом подлеске, наши орудия мало чем могли помочь.
Поднялась сумасшедшая стрельба из пулеметов, автоматов, взрывались гранаты. Из «фаустпатрона» подожгли танк. С десяток немцев бежали к бронетранспортеру, где располагался наш штаб. Расчет крупнокалиберного «Кольта» успел дать очередь и сразу исчез в клубке взрыва. Я и еще несколько человек стреляли из автоматов. Двое немцев в камуфляжных куртках бросили гранаты. Мы упали на землю, фрицы тоже.
По барабанной перепонке ударила взрывная волна. На минуту я оглох. Глаза забило мелкой хвойной пылью. Но все же я разглядел поднявшиеся фигуры в камуфляже. Их снова было не меньше десятка, и они бежали, стреляя на ходу. Выручил командир танкового взвода Саня Таганов. Развернув башню, открыл огонь из пулемета.
Комсорг роты возился с автоматом, перезаряжая диск. Пуля попала ему в голову, пробив навылет вместе с каской. Он закричал, приподнялся и упал рядом со мной. Сержант-связист бил с колена частыми короткими очередями. Его прошило автоматной очередью. А я, наконец, сквозь резь в глазах поймал цель. Немец в кепи оказался от меня шагах в пяти. Я всадил в него остаток диска и, перехватив автомат за ствол, бросился на следующего.
— Жри, сука… это тебе за Сашку.
Я разбил ППШ о его голову вдребезги. В руках остался лишь ствол с казенником и болтающийся ремень. Этой железякой я продолжал молотить упавшего и, наверное, уже мертвого немца. Десантник стрелял с пояса из ручного пулемета и свалил двоих немцев. Они бежали до последнего и упали от нас всего в нескольких шагах.
Жестокая была драка. Я такой не помнил с осени сорок первого, когда схватились врукопашную, выходя из окружения. Боец стрелял из карабина в уползающего эсэсовца с пробитой ногой. Один, второй выстрел, но фриц продолжал ползти. Затем обернулся и выстрелил в пехотинца из небольшого пистолета. Тот, не обращая внимания на рану, догнал эсэсовца и застрелил его в упор.
В другом месте клубком схватились сразу шесть-семь наших бойцов и фрицев. Ругань, тяжелое дыхание, выстрелы в упор, удары ножами и прикладами. Не выдержав напора, немногие оставшиеся в живых немцы убегали через подлесок. Пехотинцы стреляли им вслед, затем полетели гранаты.
Несколько эсэсовцев пытались спастись, прыгая в речку. Пули настигали их одного за другим, тела несло течением, выбрасывало на отмели.
На нашем участке немецкие танки в атаку идти не решились. Машины развернулись и ушли куда-то по лесной дороге на северо-запад. Мы прочесали местность. Догорали «Пантера», два Т-4, гаубица-самоходка и два тяжелых грузовика. Снова трупы. Немцы умерли, когда их генералы уже подписали пакт о капитуляции. Знали они об этом или нет? Впрочем, не все ли равно.
Мы хоронили своих погибших солдат и офицеров. Тяжелораненого Юру Чехова отправили вместе с другими ранеными в санчасть. Оставшиеся в живых пили спирт и трофейный ром. Где-то в полдень узнали, что война на самом деле кончилась. Стреляли из всех стволов в воздух, обнимались, некоторые плакали. Из городка привезли чешской сливовицы, вина, копченого мяса, мы праздновали победу вместе с чехами.
