— Я знаю, кто ты, — тихо сказал Пабло и отошел от своих
секс-рабов. Его «пидометр» уныло повис. — Ты тот придурок, который вступился за
эмо. Ну что, давай биться, я вас, пидарасов, не боюсь.
— Вот еще — руки об тебя марать, — презрительно поморщился
Эгор. — Съеште его, ребята! — И хлопнул три раза в ладоши. А потом прямо в
одежде прыгнул в бассейн и поплыл, понимая, что сон крепыша подходит к концу.
— «Съеште его» — вот придурок. — Пабло засмеялся, но,
повернувшись к своим жалким жертвам, увидел, что они встали с колен и медленно
пошли на него. Глаза их горели из-под челок плотояднымими красными огоньками.
Пабло с удивлением увидел, что у них есть зубы, да еще и
такие острые.
— Эй, вы куда прете? Офигели в атаке? Ну-ка, эмо — факс!
Зомби окружили Пашу, вытянув вперед руки с черными ногтями,
и он впервые в жизни реально испугался, в большей степени из-за того, что забыл
волшебные слова.
— Эмо — такс! Эмо — пас! Эмо — фас! — надрывался он, в ужасе
понимая, что ему уже не вспомнить правильное сочетание слов, всегда
превращавших эмо в покорных жертв. Черный колдун, самозабвенно плавающий в
бассейне, украл их из его головы.
— Эмо — ска-с-с, — промямлил Пабло, взглянул на скукоженный
«пидометр» и заплакал. — Не ешьте меня, пидоры. Я нормальный, я нормальный.
Но это не помогло. Голодные эмо-зомби, вышедшие из-под его
контроля, уже впились острыми зубами в его горячую распаренную плоть и стали
рвать Пашу на куски. Какой-то пидор укусил драгоценный «пидометр», и Пабло
бешено заорал. Черный эмо вынырнул на крик, дельфином выпрыгнув из бассейна, и
припечатал костлявым кулаком голову Пабло к кроваво-красной банной плитке
прямым ударом в лоб. Голова треснула, как спелый арбуз, семечки и куски красной
сладкой мякоти разлетелись по бане…
Пабло сидел на кровати, весь в холодном поту, голова
раскалывалась от боли. Он встал и, стараясь не думать о приснившемся кошмаре,
пошел в свой совмещенный санузел. Паша включил свет и посмотрел в зеркало. На
лбу красным сургучом горела адская печать — череп с костями, «фига себе». Паше
немедленно захотелось отлить, он сунул руку в трусы, но ничего там не нашел.
Снова залившись холодным потом, Пабло, пересилив страх, заглянул в трусы.
«Пидометр» висел на месте. Просто рука не узнала его, такого чужого и бесчувственного.
Паша понял, что пришла беда, сел на край ванны и горько заплакал. Потом взял
себя в руки, прекратил реветь, встал под холодный душ и стоял под ледяными
струями, пока все тело не заледенело и не онемело, как мертвый орган между ног.
Выйдя из-под душа, Пабло залепил пластырем крест-накрест шишку на лбу и,
пытаясь ни о чем не думать, вернулся к кровати. «Нужно просто заснуть. А когда
я проснусь, все будет нормально», — успокоил он себя. Но не тут-то было. На
будильнике высвечивались семь часов утра, за окном расцветало тихое летнее
утро. У соседей сверху лаяла собака, стараясь обратить внимание хозяев на свои
туалетные проблемы. Во дворе урчал заводящийся «жигуль». Мир просыпался,
обычен, реален и прост. Противный скрежещущий шорох привлек внимание Паши. Он
посмотрел на потолок. Там, словно гекконы, держась за побелку всеми четырьмя
растопыренными конечностями, копошились с десяток бледно-голубых зомби из
проклятого сна. Вывернув на сто восемьдесят градусов тонкие шейки и свесив с
потолка рваные челки, они плотоядно разглядывали Пабло, облизывая жирными
проколотыми языками острые пики зубов, и ждали, пока их жертва заснет. Пабло
молнией вскочил с кровати, наступив на высунувшуюся из-под нее руку с черным
обгрызенном лаком на ногтях. Рывком схватил со спинки стула спортивные штаны и
метнулся к окну, на лету умудрившись натянуть треники. Рванув на себя оконную
раму, он ловко выбросил со второго этажа хрущобы свое спортивное тело и без
проблем приземлился на мягком газоне. Не останавливаясь ни на секунду, Пабло
бросился бежать прямиком в отделение милиции, которое было в двух кварталах от
дома, затылком чувствуя, как за ним, не торопясь, но и не отставая, бегут голые
голодные страшные существа.
— Врете, пидоры, не взять вам меня! Паша бежал легко —
сказывались тренировки — и вскоре пулей ворвался в отделение. Дежурный
лейтенант Петров проснулся и, отвалив могучую челюсть, уставился на полуголого
крепыша, мячом влетевшего в дверь и сразу заблокировавшего ее всем своим телом.
— Ты что, офуел? — заорал Петров.
— Пидоры идут. Зомби-пидоры! Они нас всех сожрут! Запирай
дверь, зови подкрепление. Объявляй тревогу по городу. Эмо-кидоры уже здесь.
— Белочку поймал? — выдохнул Петров. — Я тебе сейчас покажу
кидоров, мать твою!
— Скорее! — взмолился Пабло. По дверям с той стороны
противно заскребли острыми ногтями. — Скорее подмогу!
В обезьяннике проснулся и засуетился недовольный шумом синий
бомж.
— Сейчас, сейчас, — сказал Петров. — Сейчас.
Он и правда вызвал подмогу. Но почему-то подбежавшие к Паше
милиционеры стали отрывать его от двери, крутить руки и бить по почкам
дубинками. Заломать Пашу было непросто даже вчетвером, он боролся до
последнего, хрипел, выворачивался и кусался. С одного из сержантов слетела
фуражка, и Паша в ужасе увидел выпавшую из-под нее засаленную челку. Тут же
огромная ладонь с черными ободками грязи под ногтями вцепилась ему в лицо.
— Ага, — закричал Паша, — вы уже здесь! Ментовку захватили!
Четыре могучих милицейских тела наконец-то справились с
буйным крепышом, заломили ему руки за спину, уронили на пол и теперь пытались
надеть наручники. Захлебывающийся страхом, обидой, кровью и соплями Пабло,
находящийся в центре кучи-малы, неожиданно испытал знакомое чувство
наполненности жизни. «Это конец, — понял он. — Пидометр заработал, ура!» От
радости он перестал сопротивляться на какое-то мгновение, которого и хватило
милиционерам, чтобы повязать его по рукам и ногам, запихать в рот кляп,
засунуть в обезьянник и спокойно вздохнуть.
— Пипец, какой здоровый, — пожаловался сержант с разбитым
глазом, — ну в смысле, больной. Но здоровый.
— Бухой? — зевнув, поинтересовался Петров.
— Нет, вроде выхлопа нет. Обдолбался чем-то. Грибами,
наверное.
— Не, не грибами, — сказал молодой милиционер. — Не сезон
еще. Похоже, филателист.
— Да уж, редкостный мутант! Чего с ним делать-то? Оформлять?
— спросил Петров сам у себя. — Может, в камеру к таджикским цыганам его?
— Да ладно тебе, Леха, — вступился сержант, — нормальный
пацан, ну убрался, с кем не бывает? Вызывай психиатричку.
