Глава 17
Танцы на грани
В безбрежном, тихом и спокойном океане, мирно освещаемом
красным, словно зардевшимся от стыда вечерним солнцем, плыл айсберг, по форме
похожий на трон. На его плоском девственно-белом сиденье стояла огромная черная
кровать из резного палисандра под темно-синим балдахином. На кровати в любовной
схватке сплелись три молодых прекрасных тела, и стоны их и сладостные крики
сливались с криком чаек. Эгор уже минут пять стоял как вкопанный у края кровати
и абсолютно ничего не предпринимал, только смотрел, вернее, любовался
происходящим. Он ожидал увидеть все, что угодно, но это зрелище его просто
парализовало. Эгор в полном смятении уставился на троих любовников, в пылу
постельной битвы не замечавших ничего вокруг, ведь на смятых простынях лежали
Егор Трушин, Рита и Кити, и они были бесконечно счастливы, услаждая друг друга.
Три самых близких Эгору тела занимались на его глазах любовью. И это меньше
всего походило на порно. Безумный танец и переплетение белых тел на черном
атласе завораживали, сила страсти и полное отчуждение вызывали трепет, а
красота и грация движений — восхищение.
Эгору в прошлой жизни, конечно, приходилось заниматься
любовью во сне, но к нему приходили обычно странные возбуждающие подростковые
видения, когда оргазм испытывался от жадного взгляда или полуобнаженной груди,
и было так приятно и стыдно непонятно отчего. Или жаркие, душные, влажные, как
джунгли, сны предвестья будущих постельных битв, или таинственно-печальные
истории с трогательной героиней, которую так томительно хотелось пожалеть, что
перехватывало горло, но с ней рядом спалось так хорошо и тепло, что,
проснувшись, приходилось бежать в ванную. Поллюционные сны Егоровой молодости
абсолютно не походили на зрелую реалистичную и в то же время фантастически
красивую сцену, которую Эмобой наблюдал сейчас. В его душе боролись
противоречивые чувства, настолько сильные, что он не мог в них разобраться, и
ни одно из них не могло победить остальные. Так и стоял истукан Эгор, глядя на
свое тело, стонущее и ревущее от переизбытка удовольствия, подаренного ему
прекрасной Кити и — о ужас! — не менее прекрасной Ритой. «Это только сон», —
пытался пробиться через кордоны рефлексов и гормонов забитый чувствами разум
Эгора. Смотреть на себя со стороны — странное испытание, и страшное, и забавное
одновременно. В Эгоре клокотали жалость к себе и ненависть и ревность к своему
телу, вот нелепость, обнимавшему (и не только) Кити, о девственности которой
уже не могло быть и речи. Но в то же время в нем бурлило восхищение собственной
мощью и неутомимостью. Он встал так близко, что его обдало жаром любви. Эгор
совсем забыл, зачем он здесь. Рассудок провалился вниз и ощутимо выпирал из
джинсов. Эгор оказался перед дилеммой — нужно было присоединиться к этому
празднику плоти, но как это сделать? И как быть с собственным телом? Конечно,
ему, как и любому мужчине, приходилось заниматься сексом с самим собой, любовью
это действо назвать язык не поворачивался. Но вот так, вчетвером, с собой и с
двумя желанными красавицами, причем одной действительно любимой, и со своим бывшим
телом, которому он теперь проигрывал эстетически во всех компонентах, кроме
одного, хотя и самого необходимого в данный момент. Нет, пожалуй, эта оргия не
для него. Может, выкинуть в море самозваного Егора, а заодно и чересчур
красивую Риту и остаться вдвоем с совсем не замечавшей его Кити? Хотя да, Кити
же занималась с ним любовью в данный момент. С ним — настоящим Егором, а не
жалкой и страшной проекцией-фантомом. Так и не приняв никакого решения, Эгор
все-таки сделал шаг навстречу призрачному счастью, прижавшись к кровати, и
почти занырнул под балдахин, но в этот момент Егор, решив спонтанно поменять
положение жарких тел на кровати, резко развернулся и попал могучей ногой пловца
прямехонько Эмобою в грудь. От удара Эгор отлетел, как кегля, и упал головой
вниз, в океан.
Эмобой сидел на кровати ошеломленный, на лбу выступила
холодная испарина. Сон ушел. Он тут же вспомнил, где он был и зачем. Рядом с
ним, вернее, над ним, освещенная снизу фонарем и от этого демонически страшная,
зависла Королева Маргит.
— Ну, как? Удачно, Эмобой?
Эгор молча помотал головой.
— Осталось полчаса. Успеешь?
— Постараюсь.
Эгор уже вжался головой в черную подушку. На этот раз он был
готов к тому, что увидит. На айсберге ничего не изменилось, разве что он слегка
подтаял снизу и вода казалась ближе. На кровати все полыхало так же жарко. Рита
была внизу. Она лежала с закрытыми глазами. Ее губы сверху оказались заняты
Кити, а снизу — Егором. Эмобой выключил все чувства и действовал быстро и
четко, с холодным разумом и нечеловеческой силой. «Это не Егор и не Кити, это
сон умирающей Риты. И я должен ей помочь», — сказал он себе и двумя могучими
рывками за плечи скинул в океан псевдо-Егора и псевдо-Кити, даже не проводив их
летящие тела взглядом. Открывшая пылающие страстью и затуманенные блаженством
глаза Рита машинально прикрыла грудь и межножье руками, насколько это было
возможно. Эгор накинул на нее край черной простыни. Рита испугалась:
— Кто ты? Где Егор, где Катя, что случилось?
— Егор и Катя ненастоящие, все вокруг тебя ненастоящее. Это
сон. Ты приняла смертельную дозу снотворного, и, если сейчас не проснешься, ты
умрешь.
— Какой бред! Кто бы ты ни был, ты только что испортил самое
счастливое событие в моей жизни. Я занималась любовью с двумя самыми желанными
людьми, и мы могли дать друг другу все счастье мира.
— Ты не поняла? Если ты не проснешься — ты умрешь. — Я умру.
Что с того. Все когда-нибудь умрут. Умереть вот так красиво, в океане на
закате, что может быть круче?
— Ты не в океане на закате, а в своей кровати, тупо
обожравшаяся таблеток, а может, тебя уже нашли и над тобой бьются врачи в
больнице.
— Чушь. Если это сон, то, как только я об этом узнала, я
сразу бы проснулась. Логично?
— Не совсем. Боюсь, ты слишком крепко спишь и не можешь
проснуться.
— Или не хочу.
— Дура, какая же ты дура, Ритка Белоглазова! Что же ты
наделала?
— Как ты меня назвал?
— Рита. Ты что, не помнишь, кто ты?
— Я королева Ритуал, это мой айсберг, мой океан, мой закат,
мой мир, мой сон. А вот кто ты? Может, ты падший эмо-ангел, который пришел
забрать мою душу?
— Еще минут двадцать, и так оно и будет. Просыпайся
немедленно!
— А если я боюсь просыпаться?
— Чего тебе бояться, сейчас двадцать первый век —
неудавшихся самоубийц больше не вешают вверх ногами и не кидают их трупы на
живодерню, как делали в Европе в Средние века.
— В Средние века меня давно бы сожгли на костре как ведьму!
