— Стопудияк.
— Но Мания сказала, что это всего лишь легенда.
— Эх, — вздохнул красноглазый, — для них — да, конечно,
легенда. Люди вон тоже не особо верят в ад. Я, например, считал, что это
легенда… Пока сам там не оказался. Спасибо Маргит, что вытащила.
— Да, слава Королеве, — сказал другой. — Мыто с Покойником
хоть недолго там парились. Кстати, может, познакомимся? — Он протянул Эгору
лопату-ладонь и представился: — Тру-Пак.
— Рэпер, что ли, — пошутил Эгор, пытаясь взять реванш за
поединок.
Красноглазый довольно забулькал. А Тру-Пак, не обидевшись,
сказал:
— Да нет. Уличный боец.
— Вижу, — улыбнулся Эгор, глядя на голый череп.
— Давно это было, — сказал Тру-Пак.
— Покойник! — протянул руку второй.
— Хорошие у вас имена, — сказал Эгор, пожав гвардейцам руки,
— говорящие.
— Точно, — сказал Тру-Пак. — А чего стесняться? Вся гвардия
Маргит — покойники. В жизни — беспокойники, теперь — успокойники. Такая судьба
барабанщика…
— А ты кем был? — спросил уже совсем расслабившийся Эгор у
новоиспеченного мертвого друга.
— Сначала бандитом, а потом, не поверишь, — Покойник покачал
черепом, — продюсером.
— Кем? — искренне удивился Эгор.
— Я же говорил, не поверишь, — сказал Покойник. — Ладно,
братва, — сказал Тру-Пак, — чего стоим-то, дверь открыта — пошли посидим.
И они вошли в полумрак дворца. Гвардейцы уверенно шли в
темноте, а Эмобой старался от них не отставать.
— Ну вот, отличное место, — сказал Тру-Пак.
Щелкнула, открываясь, «ZIPPO», и зажглись свечи, вставленные
в подсвечники-черепа, на огромном столе где-то в большом темном зале.
— Что-то я раньше этого стола здесь не видел, — сказал Эгор,
усаживаясь на крепко сбитый трехногий табурет.
— Братан, это наш стол. Зал большой, всего сразу не увидишь.
Ну, за знакомство. — Покойник выудил из-за пазухи большую зеленую бутыль и
ловко влил себе вино прямо в торчащую из воротника синюю трубку горла.
Эгор при свете свечей разглядывал новых друзей и отметил,
что головы-черепа торчали прямо из зарубцевавшейся вокруг позвоночника и трубок
дыхательного горла и пищевода грубой соединительной ткани, как будто кто-то
макнул гвардейцев головой в серную кислоту и подержал, пока череп не очистится.
— Что, нравимся? — спросил Тру-Пак.
— Красавцы, — сказал Эгор. — Я сам наполовину такой.
Он поднял челку.
— Знаем, — сказал Покойник, — поэтому и пьем с тобой. — Он
передал ему бутылку. — Глотни, не бойся. Чистая «Ностальгия» по веселым
девяностым. Не какая-нибудь там дешевая «Меланхолия» или бодяжный «Сплин».
— Я «Сплин» люблю, — не к месту ляпнул Эгор и скорее
глотнул. Вино оказалось мягким и обволакивающим. В девяностых он был ребенком и
не на-шутку испугался, что сейчас впадет в детство. — А ты правда работал
продюсером? — спросил он у Покойника и передал бутылку Тру-Паку.
— Ну да. Я всегда тяжелую музыку любил. Ну вот, заработал я
бабла, нашел молодую нюметаллическую банду и говорю им: «Вы, парни, рубите
метал-кор, а я вам с клипами там, альбомами помогу, ну то есть денег дам на
раскрутку».
— Ну и как, раскрутил? Как банда-то называлась?
— Нет, не раскрутил. Попсовые они какие-то оказались. Я им
говорю: «На фиг это радио, это телевидение. Вы рубите, и все. Главное, чтоб
приход ломовой на концертах». А они: «Да мы хотим известности, денег всяких».
Стали попсеть. Я говорю: «Клипы надо снимать страшные, чтоб там трэш, кровища,
бабы голые». А они каких-то модных клип-мейкеров стали выписывать. Раньше
пьяные на сцену выходили, удолбанные, в ноты не попадали, зато драйв, веселуха.
А как продюсер у них появился, то есть я, сразу играть научились, на сцене
трезвые — скукотища. Еще мне говорят: «Давай завязывай с наркотиками, надоело
нам тебя тянуть». В общем, не сошлись характерами. Пришлось мне всех их
перестрелять. Прямо на репетиционной точке.
— Что, правда? — спросил неожиданно окосевший от пары
глотков Эгор.
— Да слушай ты его больше, — сказал Тру-Пак, вытирая рот
рукавом куртки, — это ж его любимая телега. Продюсер — это у него кликуха такая
была. Он на входе стоял во всяких рок-клубах. Ну и подраться любил. Однажды не
пустил пьяного скина на концерт, да еще и отметелил. Ну а скин привел команду —
десять человек. Продюсера так от-кукумашили, что у него на голове шишка
вскочила больше головы. Правда, Покойник?
— Да, Тру-Пак, было дело.
Бутылка, пройдя по кругу, опустела, и ее метнули куда-то в
другой конец зала, где юна взорвалась, как жалобная граната. Достали другую.
— То есть тебя, Покойник, убили скины? — спросил Эгор.
— Если бы. Заснул я пьяный зимой на улице. А ночью минус
тридцать долбануло. Проснулся в аду, хоть согрелся.
— А как там в аду, парни? — Захмелевший Эгор уже не
представлял, как он жил здесь раньше без этих отличных чуваков.
— У каждого свой ад. У тебя вот в нем много бабочек, —
сказал Покойник.
— Не пойму, ты шутишь или нет?
— Покойник всегда шутит. Братва привыкла, — сказал Тру-Пак,
снял куртку и бросил ее на пол. Его торс мог бы украсить любой музей тату или
бодибилдинга, на выбор.
— А где ваши остальные? — спросил Эгор.
— Да там… Спят в королевских покоях, — махнул куда-то за
голову Тру-Пак. — Где же им еще спать, они ж покойники. — И друзья-гвардейцы
дружно забулькали.
— Н-да, — мечтательно призадумался Эгор, — вот, парни, мучит
меня один вопрос. Как вы со мной разговариваете?
— Отличный вопрос, — сказал Покойник. — И как же?
— Слушай, Эгор, — Тру-Пак даже встал, — это очень хороший
вопрос. То есть тебе все остальное понятно: живые куклы, дырка в твоей груди,
человекообразные насекомые, ученые коты не вызывают у тебя вопросов?
— Да, похоже, я затупил, извините. Вино у вас крепкое, —
пошел на попятную Эгор.
