Шли дни. Они не знали, сколько прошло времени с первого
поцелуя, они почти не отдыхали, им не нужны были еда и сон, и все их страстные
соития сплелись в один тугой канат охрипших от оргазмического рыка связок
Эгора. О прошедших днях напоминали лишь задубевшая, как подошва, кожа на
любовном орудии Эмобоя и заросшая дикими цветами комната. Эгор и Мания теперь
обитали не на пыльном бетоне, а в густой траве, среди маков, ромашек, васильков
и незабудок. Стены и потолок поросли плющом и цепкими лианами, покрытыми
дурманящими ярким цветом и немыслимым запахом тропическими цветами. Любовники
постоянно царапались о колючки розовых кустов, все больше теснивших их к центру
комнаты-поляны. И никаких насекомых, только цветы, цветы, цветы. Их пьяные
зовущие ароматы слились в один афродизиачный поток, пропитавший тела и мысли. А
какие красочные сочные цветы роняли на них свой нектар! Но ни один из этих
цветов не притягивал взгляд Эгора так, как тот, что постоянно радовал его своим
бесстыдным жаром и стыдливой нежностью, идеальной формой росистых лепестков и
сладким дурманным благоуханием, кружащим моментально пустеющую голову, —
великолепный цветок Мании, вершина совершенства. А как приятно было будить
упругие бугорки обычно невидимых сосков куклы. О том, что он занимается любовью
с куклой, Эгор старался не думать. Он вообще старался не думать, и это у него
неплохо получалось. Он перестал обращать внимание на пустоты ее глаз и места
сочленения головы, рук и ног с прекрасным туловищем. Мания просто была чудесным
подарком судьбы, давшим ему возможность позабыть про страдания. Она зализывала
его раны в прямом и переносном смысле, и Эгор начинал подумывать, что это и есть
счастье. Они почти не разговаривали. То есть сначала совсем не разговаривали, а
когда в комнате стало трудно дышать от ароматов удовольствий и цветов и
нереальная реальность Эмомира смешалась с галлюцинирующим безумием вселенной
запахов и чувств, они стали рассказывать друг другу коротенькие истории,
которые всегда заканчивались ласками, по сути став неотъемлемой частью любовной
игры.
Например, Мания как-то раз рассказала Эгору очередную байку
про барбикенов, над которыми она не уставала прикалываться:
— Представляешь, многие барбикены считают, что они могли бы
сделать карьеру в реальном мире. Мало того, у них существует целое течение,
которое верит, что главные медийные суперзвезды реального мира на самом деле —
барбикены, достигшие такой степени самовлюбленности, что смогли
материализоваться. И теперь они каждые тридцать семь минут бегают туда-сюда.
Все эти супермодели, телезвезды и киноактеры: «Ой, извините, мне срочно нужно в
туалет попудрить носик» — и шасть с подиума, эфира, съемки в Эмомир и обратно.
Вот прикол. А проблемные места, — Мания провела ладонью по гладкой кромке
сочленения шеи с телом, — они всегда чем-нибудь драпируют: брильянтовые колье,
высокие воротники.
— Ну, или фотошоп, — сказал Эгор. — Вполне стройная теория.
А почему вообще эмо-куклы зависят от Реала, почему просто не питаются эмоциями,
которые выделяют сами?
— Потому что они для нас несъедобны. Люди же тоже не
питаются собственными выделениями.
— Понято, — сказал Эгор и тихонько укусил Манию за
тоннелизированную мочку.
Так они и жили. В любви, цветах и согласии. Во всяком
случае, Эгор в это верил. Пока Мания не ушла. Они лежали рядом, тяжело дыша и
держались за руки, только что отлепившись друг от друга.
— Я придумал стихи про тебя. Хочешь, прочту? — спросил Эгор.
— Прочти, — сказала кукла.
— Девушка с лицом слепца у воздушного дворца вся в
предчувствии ответа. Девушка с лицом слепца в ожидании венца, как застывшая
комета. Девушка с лицом слепца уж согласна на глупца, лишь бы был силен и
нежен. Девушке с лицом слепца не видать вдали гонца — путь страданья неизбежен.
Девушка с лицом слепца. В предвкушении конца сердце бьется сбитой птицей.
Девушка с лицом слепца просит милости Творца. Но желаниям не сбыться.
Когда Эгор закончил читать, Мания своим спокойным тихим
голосом сказала:
— Я ухожу, Эгор. Прости. Мне хорошо с тобой, но этого мало.
Любви у нас так и не получилось. А это главное для меня. Ты не моя половинка.
— Как это? — удивился Эмобой. — А эти цветы? А любовные
стоны и конвульсии, а бездна удовольствия? — Да, ты прав, все это есть. Но я —
эмо-кид, меня не обманешь. Удовольствие видела, радость видела, даже жалость,
когда ты, видимо, вспоминал, что я кукла. Благодарность видела, а любви от тебя
я все-таки не дождалась. И не дождусь. Ты любишь другую. Моей любви вполне бы
хватило на двоих, но это меня не устраивает. Я ищу гармонию в любви, только она
даст мне долгожданные плоды. Спасибо тебе за все, прощай!
И она встала и ушла из цветущей комнаты, так же бесшумно и
быстро, как когда-то здесь появилась. Эгор тихо оделся, лег на спину, подложив
сумку под голову, и закрыл глаз. Ему стало больно, обидно, в горле колючим
комом стояли слова, которые он не сказал Мании. Да и зачем, если все, что она
говорила, чистая правда. Ему было хорошо с ней, но сердце сто по-прежнему
висело на стене в комнате улыбчивой девчонки из другого мира. Так он и лежал,
жалел себя и плакал, пока растения в комнате не стали гнить из-за высокой
влажности. Поддавшись всеобщему тлену в комнате забытой любви, Эгор из
солидарности с цветами тоже решил увять. Он перестал плакать, мысли его
замедлили свой ход и перестали читаться, превратившись в серый телевизионный
шум. Спина и конечности одеревенели, крылья-тряпочки, как осенние листья, прели
под лопатками, волосы на затылке слиплись и спутались с погибающими растениями,
челка упала на пол и пыталась пустить корни. Жизненные соки и токи в его
организме теперь не бежали, а шли медленным шагом, совсем уже зажившая было
рана на груди снова капельно закровоточила, как порез на березе весной. По его
телу стали ползать короеды сомнений, мокрицы совести и черви сожалений. Его бы
точно съели или превратили в нафаршированного насекомыми зомби, если бы однажды
в комнату не вошли четыре здоровенных бугая.
— Вот он, гад, загорает, — услышал Эгор знакомый басок
Тру-Пака, но сил открыть глаз уже не нашлось. — Да тут же дышать нечем. Уф-фу.
— Как его только ползучие твари не заточили? Вот ведь
печальная картина полного морального разложения и физического истощения, —
узнал он и Покойника.
— Ладно, хватит базлать! Взяли — понесли, только аккуратно.
Чтоб не рассыпался. Королева ждет. Повезло парню, что наша Маргит такая добрая
и отходчивая…
