Глава 22
Королевский секс
Вот уже три дня все тридцать три тысячи королевских фрейлин
дружно приводили в чувство и в форму так некстати ушедшего в депрессию жениха
Королевы. Сама Маргит не отходила от любимого Эмобоя ни на шаг, не выпуская из
виду его воскрешающееся тело, словно боясь, что строптивый жених опять
что-нибудь выкинет. Королева простила Манию, потому что та покаялась и
рассказала, где прячется беглый Эмобой, чьи феромоны изгоя заглушили мощные
цветущие афродизиаки. А еще потому, что всегда тайно симпатизировала этой кукле-смутьянке:
в роду Мертвоголовых все оставались диссидентами и революционерами. И вполне
возможно, в Мании сидит имаго мертвой головы. Пусть живет эта чертова
нимфоманка, главное, что герой, которого упустили тупоголовые гвардейцы,
нашелся. Маргит простила Манию, но к процедурам исцеления Эгора не допустила —
нечего ей здесь делать. И вообще хватит играть в куклы-наложницы! В этот раз
она не будет миндальничать с Эгором. Маргит нужно потомство. И она его получит.
Конечно, это не то, чего она ждала, и не то, что было обещано Великой книгой,
где герой влюблялся в красавицу Королеву с первого взгляда и они улетали вместе
на седьмое небо играть красивейшую свадьбу во Вселенной. Не суть. Главное — он
здесь и вполне дееспособен. И сегодняшняя ночь будет ее ночью. Ночью любви и
зачатия новой расы сверхсуществ. Тысячи оматидиев-глаз Маргит светились
желанием и предвкушением счастья.
Первые сутки Эгор в абсолютной фрустрации пролежал в
знакомой ванне, наполненной розовой водой, а труженицы огневки, моли, бражники,
медведицы дружно поливали его нектаром из своих хоботков, и из него, как из
червивого белого гриба, повылезали и повсплывали все черви сомнений, слизни
сожалений и клещи самообвинений. Ванна кишела паразитами угрызений совести.
Душа Эгора очистилась, в ней осталось только жаркое раскаяние, и Эгор
потихоньку приходил в себя, глядя на мир наливающимся осмысленностью глазом. Но
Эмобой все еще был очень слаб. На следующий день его перенесли в другую
комнату, побольше и посветлее, и положили в большую ванну из розовой яшмы,
наполненную пенистым янтарным нектаром. Его поили жидким сиропом из счастья,
любви и радости с добавками бодрости и вдохновения, пока Маргит не решила, что
худое тело находится в достаточном тонусе, а в глазу хватает понимания жизни.
На третий день Эгора снова перенесли. На этот раз он оказался в темной-темной
комнате на чем-то мягком. Когда Королева зажгла свечи, он понял, что весь пол
комнаты занимает огромная мягкая перина. Хотя правильнее ее называть
«чешуйчиной», поскольку наполнена она была не пером, а волосками и мягкими
чешуйками с крыльев бабочек.
— Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе
боли, как все твои прошлые любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, —
нежно и даже печально сказала Королева, и Эгор в очередной раз удивился ее
способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть горьковатый напиток, не
похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
— Что это? Конский возбудитель? — Это были его первые слова,
произнесенные после расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие
другие чувства, покинул его в королевских ваннах и не спешил возвращаться.
Полное безразличие ко всему поселилось в его дистиллированной душе, заволокло
своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки эмоций затушило
раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
— О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, —
обрадовалась Королева. — Нет, это сок растений из мира демонов и фурий,
волшебный сок «Амаро-аморозо», который унесет тебя в ворота счастья.
— С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье,
пью счастье, ем счастье, но почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот.
Становлюсь все более и более несчастным, боюсь, я не пролезу в эти чертовы
ворота.
— Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не
становился чаем? И даже не отчаивался.
— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя,
Маргит. И как видишь, не убегаю. Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все,
что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен. Если это считается героизмом в
Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению. Посмотрим, что
будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его
рот. Зато бабочка с лицом Умы Турман и губами Анжелины Джоли совсем не
удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор почти полностью был в ее
власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе
я, королева Маргит.
— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор,
погружаясь в приятную расслабленность. — Только если ты опять насчет любви…
Знаешь, ты не поверишь, но толстое волосатое насекомое с шестью лапками
почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как
удовольствие друг другу доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим.
Хотя, конечно, если ты попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако
ее фрейлин.
— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила
Королева, перейдя на белый стих, — для насекомых важно оставлять потомство,
особенно для бабочки ночной. Для многих эта жизни цель становится последней,
равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает, обессилев, успев лишь
отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир
насекомых вообще крайне жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню,
откусывают партнерам головы сразу после оплодотворения. Может, устроим вместо
ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг другу интеллектуальное
удовольствие?
— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное
создание, поэтому у нас все будет хорошо.
