Прохоров понял без слов.
– Уже выезжаю, – обреченно сказал он.
– Если на этой улице его уже нет, расшибись в лепешку, но найди его, – бросил напоследок майор. Старший лейтенант развел руками:
– А я вас еще ни разу не подводил, товарищ начальник.
Когда за ним закрылась дверь, оперативники вздохнули.
– Как некстати это дело! – Павел потянулся, разминая затекшие суставы. – Завтра Кравченко опять устроит раздолбон по поводу убийства Пескарева. Вот где ни одной зацепки.
– Да, дело тухлое, – подтвердил Костя. – С тех пор как нашли брошенную машину, больше никаких следов убийцы. Сквозь землю он провалился, что ли?
– Не знаю, – пожал плечами Киселев. – Возможно, и сквозь землю. Все лучше, чем в земле.
У каждого человека есть улица, которую он называет улицей детства. Была она и у старшего лейтенанта Прохорова – та самая улица Гоголя, на которой находилось ателье индпошива. Когда-то здесь жила Петина бабушка, и мальчик проводил у нее большую половину дня. Стараясь разгрузить занятых родителей парня, старушка заезжала за внуком, вела его в садик, вечером забирала, кормила вкусными пирожками и украинским борщом с пампушками. Бабушка относилась к тем людям, которые делают свою работу незаметно, ненавязчиво, при жизни их не особо ценят, однако потеря таких людей становится ощутимой. Бабушка Пети и не думала умирать, а мальчик, тогда еще не сталкивающийся со смертью, думал, что все люди вечны. Старушка заболела внезапно. Вначале ее свалил грипп, потом отказали почки. Она тихо уходила из жизни, снова никого не беспокоя. Родители притихли, на время переехали к ней, ходили на цыпочках и говорили шепотом, но мальчик все равно слышал их разговоры – о предстоящих похоронах. Однажды он впервые сорвался, подскочил к матери и схватил ее за подол халата.
– Это неправда! – кричал он. – Она не умрет.
Мама погладила его по голове:
– Конечно, не умрет, Петенька.
Мальчик немного успокоился, в тот вечер заснул быстрее, чем обычно, а когда проснулся, бабушкина кровать оказалась пустой. Он забился в истерике:
– Куда вы ее увезли? Она не могла умереть?
Отец крепко прижал его к себе и не отпускал, пока Петя не успокоился. А потом были похороны. Мальчик еле узнал в незнакомой востроносой старушке с восковым лицом родную бабушку, которая так его любила и старалась порадовать. Ее похоронили на городском кладбище. Сначала Прохоров ходил к ней на могилу каждую неделю вместе с матерью. Потом все реже и реже, а в последнее время – раз в год: чаще не позволяла работа. А затем родители продали бабушкину квартиру. Петя редко бывал не только на кладбище, но и на улице Гоголя, однако она навсегда осталась одним из самых светлых воспоминаний его жизни. Вот и сейчас, оказавшись здесь, старший лейтенант почувствовал необычайное волнение.
Большими хлопьями сыпался снег, покрывая тротуар и проезжую часть улицы, крыши домов, гаражей, оседая на ветвях деревьев. Тускло светил одинокий фонарь, вокруг которого, как экзотические бабочки, вились снежинки. Петя шел среди серых девятиэтажных домов, поражающих своим однообразием и унылостью, смотрел на освещенные окна и думал: там, за окнами, своя жизнь, свои маленькие мирки. Освещенные окна всегда придают дому уютный вид, наверное, потому, что они означают кипение жизни, тепло.
Где-то на горизонте высилось шестнадцатиэтажное здание, выглядевшее на фоне девятиэтажек своеобразной свечкой. Петя остановился возле одной из девятиэтажек и стал присматриваться к вывескам.
На первом этаже была коммерческая аптека, в пристройке – зоомагазин с достопримечательностью – большим рыжим котом, лежавшим на прилавке. Нет, не в этом доме находился индпошив. Прохоров зашагал дальше, обрадовавшись, когда на одном из похожих зданий увидел нужную ему вывеску. Итак, ателье инд-пошива до сих пор работало. Он прошел в широкую дверь и оказался у конторки маленького чернявого мужчины с тараканьими усиками. Тот приветливо улыбнулся полицейскому:
– Желаете заказать что-нибудь у нас?
Ответ старшего лейтенанта его расстроил:
– Нет, я по делу.
– По какому делу? – мужчина картавил, нетвердо выговаривая букву «л». Прохоров показал ему удостоверение.
Мужчина побледнел:
– Неужели в нашем ателье выявлены какие-нибудь нарушения?
– Нет, – успокоил его Петя, – я пришел к вам за информацией. Думаю, человек с шестидесятым размером ноги стал бы заказывать обувь у вас? Или у него есть альтернатива?
Тип с тараканьими усами пожал плечами:
– Альтернатива есть всегда, молодой человек. Однако если ваш, так сказать, – он хмыкнул, – клиент живет в нашем городе, лучше нашего ателье ему не найти. Кроме того, вступает в силу привычка. Шестидесятый размер, вы говорите? А кто это? Возможно, я его знаю. Как его имя или фамилия?
– Мы надеялись узнать это у вас, – заметил Прохоров. – Вероятно, в нашем городе шестидесятый размер ноги для вас не такая уж и редкость, но у нашего, как вы выразились, клиента лицо обезображено шрамами.
Теперь физиономия мужчины приняла печальное выражение:
– Ну, так бы сразу и сказали. Разумеется, я знаю его. Это Вадим Липский, бедный мальчик. Уж понятия не имею, что с ним случилось, но что бы ни было – это ужасно! Такие шрамы! Разве его полюбит хоть одна, даже самая некрасивая женщина?
«Возможно, уже полюбила», – подумал Петя, но вслух сказал:
– А где работает этот Липский? Или он никогда ничего вам не говорил?
Мужчина всплеснул руками с коротко подстриженными ногтями:
– Ну почему же не говорил? Он любит побеседовать с дядей Мишей, тем более мы знакомы не один год. Вадим – воздушный гимнаст в цирке. Вы можете найти его там.
– В нашем цирке? – удивился старший лейтенант.
– Совершенно верно, – подтвердил мастер и взял Петю за локоть: – Имейте в виду, молодой человек, Вадим очень порядочный парень. Не знаю, в чем вы его подозреваете, но могу с полной уверенностью заявить: он не делал ничего плохого.
– Мне бы вашу уверенность, – шепнул Прохоров и добавил уже громче: – Огромное спасибо вам за информацию.
– Передайте привет Вадику от дяди Миши, – донеслось до полицейского. Петя кивнул на прощание и вышел.
Через некоторое время знакомая липовая аллея, по которой он когда-то гулял с бабушкой, с упоением читавшей ему «Мойдодыра», вывела полицейского на проспект Островского. Этот огромный проспект тянулся от улицы Гагарина на западе до района Тракторного завода на востоке. Его пересекали другие улицы, а на них постоянно звенели трамваи и торопились автобусы. В памяти старшего лейтенанта остались бабушкины слова.
– Проспект очень нервничает, когда отказывает один из светофоров, – говорила она ему. – Он тоже живое существо. И дыхание у него пошаливает: слишком много крупных заводов вокруг. Чувствуешь, какой загрязненный воздух? Вот раньше большой массив был занят полями научно-исследовательского института. Потом дома ближе придвинулись к будущему проспекту.
