По его гипотезе (стр. 43), еврейские гонения
начались здесь к концу изгнания, в эпоху Набунаида. Из того, что с этой эпохи
евреи занимаются преимущественно земледелием, и доход их исчисляется
количеством плодов земли (как у Езек. 13, 19), а с этого времени большая часть
общины уже живет в самом Вавилоне (след. Занимается торговлей и ремеслами), и
ее доходы исчисляются в наличных деньгах, он заключает, что вавилонское
правительство в эту эпоху обложило евреев-земледельцев невыносимой податью, с
«нарочитою целью оторвать евреев от землевладения» (стр. 43, пр. 1): с этих-то
пор евреи и превращаются из землевладельцев в городских жителей.
Действительно, такие места, как Исаия 51,7 и
51,13 и Езекиель 28,24, показывают, что в вавилонском обществе существовал
сильный антисемитизм, если только эти места не есть более поздняя интерполяция.
Все это могло бы послужить лишним подтверждением наших взглядов, если бы эта
эпоха, по собственному признанию Кламрота (стр. 88), не была одним из самых
темных отделов истории и если бы выводы Кламрота не были в значительной степени
смелой фантазией, только отчасти опирающейся на данные истории.
В дальнейшем, во всяком случае, как мы видели
выше, везде, где мы встречаем евреев, мы встречаем и антисемитизм. Какие же
особенности еврейского народа вызывали его?
Географическое положение Палестины с
древнейших времен было таково, что она, не составляя органической части
какого-либо другого государства, в то же время почти никогда не была в течение
более или менее продолжительного времени политически самостоятельным
государством. Она служила полем битвы между соседними великими державами и
постоянно переходила из рук в руки, находясь в зависимости то от филистимлян,
то от Финикии, то от Ассирии, то от Египта.
Это исключительное, своеобразное положение и
дало возможность развиться у евреев сильному национальному чувству, не
связанному не только с политическим могуществом, но и с политической
независимостью – явление единичное и не имеющее аналогий в древнем мире. Вот
почему и будучи выброшенными в Вавилон, евреи в отличие от других народов
сохранили свое национальное самосознание и свои национальные обычаи. Но это
сохранение национальности сильно затрудняло евреям борьбу за существование.
Поэтому для того, чтобы такое «национальное государство без территории» могло
просуществовать, для того, чтобы евреи не были истреблены, ни затерты в борьбе
за существование, у них должен был развиться целый ряд своеобразных
национальных особенностей.
Какова была судьба других покоренных народов,
принужденных жить под властью чужеземцев? Эти народы нередко, отстаивая свою
свободу и независимость, погибали до последнего человека; но если они
покорялись и уводились в плен, то тем самым признавали себя людьми второго
сорта, стоявшими ниже по общественной лестнице, чем прирожденные граждане. На
символическом религиозно-правовом языке древности это выражалось так: бог
данного народа признал, что он побежден богом народа-победителя, и вошел в его
свиту в качестве одного из богов второго разряда, так как по античным
представлениям бог вне своей родины не имеет никакой власти (Klamroth, о.
с. 60—61).
При таком положении дел сохранение своих
национальных черт и обособленности было обычно признаком приниженности и культурной
отсталости народа. Более культурные группы, оказавшиеся на чужбине, облегчали
себе борьбу за существование тем, что всячески старались перенимать обычаи и
облик народа-победителя. Прежде всего этому процессу подвергалась аристократия,
интеллигенция и вообще более успешные в борьбе за существование группы. Если
отдельные инородческие группы и сохранялись в чужих странах, то они состояли
сплошь из забитого, униженного простонародья, интеллигенция рано покидала их;
на первых порах она встречалась с недоверием коренными гражданами, но уже через
короткое время ее успехи на жизненном поприще заставляли забыть о
происхождении; в следующем поколении она уже ассимилировалась бесследно.
Нравственно-оскорбительного понятия «ренегатство» у таких народов не существовало:
с точки зрения их нравственно-религиозных взглядов, раз их бог вошел в свиту
бога-победителя, то его народу уже и подавно надлежит чтить этого бога,
т. е. принять полностью обряды и обычаи победителей.
Для характеристики отношения «хозяев страны» к
проживающим в стране иностранцам и психологии самих этих иностранцев особенно
поучителен мим Геронда «Содержатель публичного дома», написанный в Александрии
в III в. до Р. Х., т. е. как раз в эпоху расцвета египетской диаспоры
и в самом ее центре.
Действующие лица мима – не евреи, а иностранцы
с обычной психологией, по терминологии того времени – метэки. Здесь
представлены оба только что обрисованных нами типа иноплеменников-поселенцев:
Баттар, содержатель публичного дома, простолюдин, иностранец, сам признающий
себя гражданином второго сорта, и Фалет-Артими, крупный негоциант, всячески
скрывающий свое происхождение и прикидывающийся чистокровным греком. Баттар
говорит:
…Я метэк, и он метэк также:
Не как хотим живем, а так как нам можно.
Как разрешают нам…
(ст. 8—10).
Он возмущен замашками Фалета:
Ему бы надо знать, какая он птица, Что он за
дрянь! Ему б дрожать всегда надо Пред каждым гражданином, как бы он ни был
Ничтожен и дурен – с меня пример взял бы!
(ст. 28—31)
и характеризует его так:
Фригиец, из Артимма, ставший Фалетом, Чтобы
показаться греком.
(ст. 37—38).
Так было и с народами, попавшими в вавилонский
плен: они либо признавали себя гражданами второго сорта, либо принимали
вавилонский облик и культуру и бесследно ассимилировались (Klamroth, 81). Стоя
на такой общепринятой тогда точке зрения, евреи должны были считать, что Иегова
побежден Мардуком и в переселении в Вавилон видеть указание на то, что отныне
они должны были поклоняться вавилонским богам (ср. Jer. 44, 16).
Этого не произошло: евреи, как мы видели, уже
на родине приучились не обусловливать своего национально-патриотического
чувства политическою независимостью; им легче, чем другим, было сделать и
следующий шаг, и консолидироваться в национально-государственный организм без
своей территории.
Однако нельзя не признать в корне ошибочным
выведение этих особенностей еврейской правовой психологии из еврейской религии:
наоборот, возникшее в эпоху плена представление, по которому Иегова есть Бог
всего мира, а Израиль лишь его возлюбленный сын, только проекция на небо такого
факта, что евреи, оставаясь национально-государственным целым, живут во всем
мире, а Палестина (хоть в мечтах) – их религиозный центр.
