Завтра он уедет из дома. Почему-то вдруг показалось — навсегда. И сердце у него при этом не защемило.
Нина давно не говорила ему о любви. Когда он слышал от нее ласковые слова в последний раз? До свадьбы? А сам-то верил в то, что обещал ей?
До свадьбы мужчины рассказывают сказки, а после свадьбы — жены.
Глава 8
Ему дали день на сборы, при этом сказав, что личные вещи с собой брать не нужно. Неужели придется одеваться в обноски олигарха? Хотя за миллион евро в год можно и походить в, так сказать, секонд-хенде от Армани и ему подобных. Но день — это слишком много, когда спешишь в новую жизнь, и слишком мало, чтобы проститься с самим собой…
Дальский вдавил кнопку звонка. За дверью — тишина. Потом хриплый голос спросил:
— Кто там?
Алексей для верности еще раз нажал на кнопку звонка и крикнул:
— Откройте — полиция!
Карнович приоткрыл створку и выглянул в щель.
— Чего пугаешь? Я же в глазок вижу, что это ты.
— А если видишь, зачем спрашиваешь? — хмыкнул Алексей и начал протискиваться в квартиру.
Но хозяин стоял на пороге, как скала. На Вадиме были широкие голубые джинсы на подтяжках. Черные подтяжки нелепо смотрелись на незагорелом белом торсе режиссера.
— Ты зачем на доске объявлений про меня гадость написал?
Карнович изобразил удивленное лицо.
— Я-а? Какую гадость?
— Разве не ты про какие-то сто рублей долга напоминал?
— Честное благородное слово, нет! — Вадим прижал руку к сердцу. — Мы же друзья, какие между нами могут быть сто рублей. Хотя, если все мои благодеяния вспомнить, ты мне не стоху должен, а все пятьсот.
Алексей достал из кармана брюк купюру в пятьсот евро и протянул другу:
— На, держи!
Потом из карманов куртки вынул две бутылки пива.
— А это проценты.
Ошеломленный Карнович слегка отступил.
— Откуда деньги, Леша? Ты что, свою Нинку зарезал?
Дальскому удалось все же протиснуться в квартиру. Он успел заметить, как за приотворенной дверью в спальню промелькнуло голое женское тело.
— Ты не один?
Карнович помялся и признался:
— У меня абитуриентка. Она в «Щепку» поступала, но срезалась на творческом конкурсе. Попросила меня позаниматься с ней актерским мастерством.
— Вадик, — шепнул другу Алексей, — тебе же пятьдесят лет! Мало, что ли, глупостей в жизни наделал?
— Честное благородное слово, между нами ничего нет! Только мастер-класс! Сегодня мы будем заниматься сценическим движением.
— Научишь ее передвигаться до магазина и обратно? — снова шепнул Дальский.
Режиссер ответил молча — прикрыв глаза и медленно склонив голову на грудь.
Они прошли на кухню, и Алексей сообщил, что получил предложение поучаствовать в антрепризе по городам Сибири, а потому он хочет написать заявление на предоставление ему творческого отпуска сроком на один год без сохранения жалованья.
— И сколько тебе пообещали за чес? — напрягся Карнович.
— Три тысячи долларов в месяц.
— О-о-о… — простонал Вадим. — А мне до конца дней придется гнить в нашем болоте… Кто там еще будет?
— Молодежь какая-то, я и не знаю их вовсе.
— Лешенька, друг ты мой единственный, замолви словечко! У меня ведь актерское образование, ты же знаешь! Я в Малом театре роль Гриши Незнамова играл с этой самой… ну, как ее… в роли моей матери Кручининой… Фамилия у нее еще такая стервозная! Народная артистка… Ну, ты понял, о ком я говорю.
Карнович выпрямился, оттянул подтяжки и шлепнул себя ими по голому животу.
— Леша, ты просто обязан составить мне протекцию! Иначе…
Вадим резко махнул рукой так, словно ребром ладони отрубал голову стоящему перед ними карлику.
— Иначе ты мне не друг!
— Да я сам с трудом устроился, — попытался объяснить Алексей.
— И пятьсот евро я тебе не верну никогда, — не мог угомониться Вадим.
Дальский понял, что отказываться бесполезно.
— Хорошо, я поговорю. А деньги оставь себе. Кстати, в нашем театре мои роли перейдут тебе, и ставка, соответственно, тоже. Зато не надо будет по гостиницам мыкаться, сосиски варить в рукомойнике при помощи кипятильника. Опять же абитуриенток там не будет.
Карнович задумался. И начал ходить по кухне.
— Ну-у, если роль пьяного гаишника перейдет ко мне, то у меня в загашнике есть собственная режиссерская находка. Помнишь, что он говорит: «Меня лишили прав»? Так вот, после слова «лишили» необходима пауза минуты на полторы. И уж потом надо говорить «прав». Затем гаишник должен сделать попытку изнасиловать Соснину. Ну, хотя бы одежду на ней разорвать немного, повалить на диван. А вот когда поднимется с нее, то есть с дивана, произнесет свою знаменитую фразу. «Ничего у нас с тобой не получится! А ведь я любил тебя!» И пойдет пить свой виски. Здорово, да?
На кухню тихо просочилась девушка, одетая в спортивную майку Карновича.
— Здравствуйте, — пропищала она, изображая смущение. — Меня Лика зовут. А вы Алексей, да? Я вас в театре видела. Вы в «Ревизоре» Ляпкина-Тяпкина играли.
— В «Женитьбе» Яичницу, — поправил девушку Дальский.
— Чего? — не поняла Лика и поправила волосы над ухом. — Но мне все равно очень понравилось.
Карнович внимательно следил за их диалогом, и его лицо изображало огромную душевную борьбу, словно он задумал нечто такое, чему противится все его существо.
— Послушай, солнышко, — произнес он наконец с нежностью, — я сейчас дам тебе денежку…
Вадим опустил руку в карман джинсов, вытащил пятьсот евро, посмотрел на купюру и хотел снова спрятать ее, но рука на полдороге дрогнула.
— На, — провозгласил он, протягивая девушке деньги, — сходи и разменяй. Сто… нет, пятьдесят обменяй на рубли, рубли обменяй на продукты питания и прочее. Все тащи сюда. Запомнила? Приносишь мне четыреста пятьдесят евриков и продуктов на оставшуюся сумму полностью?
— Да, — кивнула Лика, — только сейчас оденусь.
— Непременно, — согласился Карнович. — Кроссовочки свои надень обязательно, а потом бегом туда и обратно. Только смотри, мою маечку по дороге не порви.
— Хи-хи, — донеслось из коридора.
После чего звонко хлопнула входная дверь. Карнович открыл пиво и припал к горлышку. Алексей стоял и смотрел на друга.
— У меня есть еще одна режиссерская находка, — оторвался от бутылки Вадим. — В «Женитьбе» титулярный советник Яичница тоже приходит свататься. Так вот, лезет он в карман, предположим, за платком, чтобы пот со лба вытереть, а достает вареное яйцо, потом второе… И сам при этом удивляется молча — откуда, дескать. В смысле, я же Яичница, а яйца у меня вкрутую. Как тебе? Все упадут. А чего ты стоишь?
