– Но зачем она ее сюда принесла, Константин?
– Полагаю, слушать, – улыбнулся Максимов. – Эта девочка отнюдь не профессионалка. Стырила – принесла. Бросила в общую кучу – да кто ж теперь упомнит, чье это добро? Она ж не знала, что данная оплеуха отзовется рикошетом, а Слоцкий подробно перечислит, что у него пропало из салона.
– И какая нам тогда практическая выгода? – приуныл Демаков.
– Уверенность, что ты на верном пути, Демаков. – Максимов с удовольствием рассмеялся. – Еще неделя неустанных поисков, и мы с тобой поймаем эту глупую воровку…
В глубине души он так не думал. Не стал бы Максимов засиживаться в отбитом у пионеров лагере, предпочитая продавленную кровать привычной домашней, кабы не догадывался, что дело здесь нечистое. Проснулся в нем бывалый мент, сделал настороженную стойку… В пять часов вернулись мокрые купальщицы и, судя по тому, что барак не дрожал от возмущения, следов дотошного обыска не обнаружили. К шести часам над свежеокрашенной кухонькой взметнулся дым. Подошла Ольга Юрьевна, поведав с сожалением, что вынуждена откланяться (детей и мужа никто не отменял), вернется утром, и хорошо бы к ее приезду не производить никаких перестроек. Максимов с Демаковым охотно пообещали, что погромов не будет.
К семи часам вечера отлежавший все бока Демаков внезапно вскочил и вспомнил, что он с утра на службе и должен изредка присутствовать на рабочем месте. Забыл фуражку, крикнул, что обязательно сюда вернется, выбежал из домика и помчался на дорогу – ловить попутку до Кольцовки.
В восемь вечера Максимов без спроса завалился в пищеблок, пошарил по шкафам, буфетам, добыл остатки плавленого сыра и с удовольствием потребил. Из закоулков холодильника извлек затырканный кем-то бекон в вакууме и тоже изничтожил. Выудил початый тетрапак пастеризованной «Задорной Маруси» и решительно выпил.
К половине девятого он бороздил просторы соснового бора и наслаждался сумеречным спокойствием. Тишина висела над базой какая-то зловещая. Изредка дятел стучал по коре. Слабовидящая неясыть перелетала с ветки на ветку. Люди тишину почти не нарушали – беседа с представителями законности дурно повлияла на обитателей лагеря. Девушки шатались настороженными миражами. Парни не высовывались. Брюнетка Карина в оплетенной вьюном беседке лениво грызлась с блондинкой. Не умели эти девушки существовать друг без дружки. Максимов ненавязчиво подкрался, услышал фразу: «…и больше так не делай, идиотка…», после которой наступило продолжительное молчание, что-то скрипнуло, и Максимову, чтобы не попасть впросак, пришлось нырнуть за угол. Капитанша Алина с отрешенным видом висела на турнике. Другого ничего не делала. «Разминка, наверное, такая», – с сомнением подумал Максимов, давая второй круг по гаревой дорожке. Висящая Алина хмуро следила за ним.
– Хороший вечерок, не правда ли, Алина? – не выдержал Максимов.
Она кивнула. Славно поговорили, расстроился сыщик.
Девушка по имени Катя бродила по полянке, обдирая одуванчики (ромашки спрятались). Она казалась настолько погруженной в себя, что Максимов без опаски приблизился и вздрогнул, когда она сказала, глядя в тревожную даль:
– Вы еще не уехали?
– А должен? – запнулся Максимов.
– Но вы же не спортсмен. – Катя привстала с корточек и встретилась с ним глазами. С таким же успехом она могла смотреть на Сатурн.
– Зато места у вас красивые, Катя, – немножко не в тему объяснил Максимов. – Имею аккредитацию, а значит, право…
Она позволила себе усомниться.
– Вы хотели со мной поговорить?
– Нет.
– А зачем подошли?
– Мимо шел.
– Туда? – она рассеянно посмотрела через поляну. – Но там лес…
– Туда и шел, – вздохнул Максимов и побрел по ободранной траве, чтобы вскоре оказаться в лесу и начать совершать круг почета.
Он вышел в районе озера, спустился по обрывистой тропе, вьющейся между зарослями тальника, и обнаружил в прибрежных водах мирно плавающую русалку. Из-под ноги выскользнул камешек. Услышав шум, русалка повернула голову и оказалась мирно плавающей Зухрой. Раскосые глаза блестели в сгущающемся сумраке. Ладони плавно разводили воду, не создавая плеска. Опрятная головка скользила по воде, словно жук-плавунец.
– Прошу прощения, Зухра, – смутился Максимов. – Не хотелось нарушать вашу приватность. Мгновенно ухожу.
Блеснули белоснежные зубы. Казалось, что они надраены фосфором.
– А вы не мешаете, – сказала Зухра. – Это не нудистское побережье.
– Так я же не вижу, – буркнул Максимов.
Девушка засмеялась, запрокинув голову.
– На мне нормальный целомудренный купальник, не смущайтесь. Обычная водная процедура перед сном. Вроде ванны. Вы можете посидеть и покурить. Ведь вы же собирались?
– Собирался, – не солгал Максимов. – Но очень вы меня смутили, Зухра… Не смею вам мешать, полагаю, мы еще увидимся.
Последнюю из фигуранток он обнаружил на задворках барака, позади сиреневой аллейки. Некрасивая Соня, облаченная в минимальных размеров топик и лосины до колен, занималась формальными упражнениями («кюйен», если не подводит память). Она считала, что ее никто не видит. Кому охота бродить по задворкам? Максимов спрятался за куст и решил не выдавать своего присутствия. Момент для удивления подходящий – девочка совсем не та, что давеча, в бараке! Ее глаза одухотворенно сверкали, гибкое тело извивалось змейкой, и даже взыскательный эстет по женской линии не осмелился бы в эту минуту назвать Соню некрасивой! Зачарованный цирковой пластикой, Максимов молча наблюдал за девушкой. В этой особе определенно что-то было. Может, досада на неказистую внешность заставляла ее становиться другой? Злость выдавливала из себя? Доказывала самой себе, что она другая?
Отработав базовые варианты стоек и блоков, дыхательные упражнения, посидев в медитативном «кюйене», Соня принялась наносить удары по воображаемому противнику. Раздавалось приглушенное пыхтение. Все это могло бы успешно сойти за детский садик, кабы не сгущающиеся сумерки и зловещая энергия, исходящая от спортсменки. Она вела себя так, словно перед ней находился реальный противник. Удары локтями, ладонями, ногами, боковой поверхностью кулаков следовали по нарастающей. Атаки в прыжках, отвлекающие уходы, выпады. Все виды ударов руками: удар-толчок, когда мышечное напряжение преобладает над скоростью; удар-бросок, когда сила и скорость уравновешены; удар-хлыст – самый страшный – наносимый расслабленной рукой на большой скорости. Удары «когтями» – цепляющие или вырывающие движения; прыжок – «удав захватывает приманку» – захват шеи противника голенями, сваливание его набок или лицом на землю, безжалостное терзание, добивание… Казалось, она не знает усталости. Пыхтит, как паровоз, и только убыстряет темп. И главные задачи, стоящие перед практикующими борцами, – жить в согласии с законами природы, совершенствовать дух, быть нужным и полезным людям – вовсе не для Сони, пускай такими глупостями тешатся другие, а она, занимаясь спортом, преследует свои цели…
