– Он и еще Настя.
– Да, Настя. Позвони ей!
Подруги уже подъезжали к Питеру. Долгая дорога была позади, и можно было подумать о допросе новых свидетелей по делу об убийстве матери и дочери Федосеевых.
На сей раз Настя была в зоне доступа. Она уже знала, что Мила умерла, и поэтому сначала девушка держалась с сыщицами настороженно.
– А кто вы такие? Я вас не знаю.
Но услышав, что они работают по просьбе Бориса Степановича, девушка мигом расслабилась и согласилась встретиться с сыщицами.
Настя оказалась худенькой блондиночкой с каким-то смятенным и растерянным выражением лица. Впрочем, возможно, это выражение у нее было не всегда, а появилось при известии о смерти Милы. По словам Насти, выходило, что эта новость сильно ее поразила. Хотя про Бориса Степановича девушка говорила одно только хорошее:
– Борис Степанович очень много Милке помогал. Даже квартиру ей предлагал подарить. Отдельную. Представляете?
– А что же Мила? Не согласилась?
– Нет, она вообще странная всегда была. Не такая, как все. И жила странно, и в голове у нее странные мысли бродили.
– Какие?
– Ну, мать свою она сильно ненавидела. Все время твердила, что отомстит суке, которая ее в детский дом засунула, а сама всю жизнь шикарно жила.
– Только матери? А отцу?
– Имени отца Милка не знала. А то, думаю, ему бы тоже досталось. Но на мать Милка сильно обиженная была. И поэтому от предложенной ей квартиры даже отказалась. Заявила, что тогда у нее стимула для мести не будет. Когда вокруг новые просторные стены и дорогой ремонт с шикарной мебелью, и балкон на десять метров, и все десять окон на залив смотрят, то мстить кому-то за то, что жизнь сложилась так, а не иначе, просто глупо.
– И ты была в курсе планов Милы касательно мести ее матери?
– Более или менее. Скорее даже более.
– И что ты думаешь, кто мог убить Милу?
– Ой, этого я не знаю. Может, сама мамаша? Пронюхала о планах доченьки, как та ее грабануть хочет, вот и убила Милку.
– Значит, твоя подруга хотела ограбить свою мать?
– Ага, – бесхитростно произнесла Настя. – Милка точно подсчитала, сколько мать ей за эти годы задолжала.
– Как это?
– Ну, сложила, сколько хлеба на нее она должна была истратить, молока, колготок сколько должна была купить, платьев. Ну, все-все, одним словом, подсчитала. Дорогие вещи не брала, так, в среднем. И знаете, сколько получилось?
– И сколько же?
– Почти такая же квартира, какую Милке ее Борис Степанович предлагал! Даже еще лучше! Вот и выходило, что не надо чужое брать, надо свое себе назад вернуть. А ту квартиру, Милка сказала, пусть Борис Степанович какой-нибудь нищенке подарит. А она, мол, не нищая. У нее мать – богачка, только с нее денег стрясти надо, вот и все.
– Все? А каким же именно образом?
– Игорь с Гербарией роман должен был закрутить. Ну, не так чтобы по-настоящему, а чтобы видимость такого романа у всех окружающих создалась. А Милка должна была фоток нащелкать и этим компроматом мать свою шантажировать. Чтобы не разрушить свой брак и не погубить репутацию, ради которой она даже от родной дочери отказалась, мамаша Милке в качестве компенсации за все эти годы должна была свою квартиру переписать.
– Ту, что в центре?
– Да.
– Но ведь в той квартире жила сама мать Милы со своим мужем.
– И что? Небось нашли бы другое место, где жить!
– И давно это Мила задумала?
– Да уж пару месяцев она мужа своей маманьки обихаживала.
– А он-то ей зачем?
– Как? – вытаращилась Настя. – А как иначе Милке к мамаше своей было подобраться? Через ее мужа она выясняла, где его супруга причесывается, где бывает. Хвалилась, что дело у нее совсем на мази. Откровенно говоря, я вчера за этим Милке и позвонила. Любопытно мне было, удалось ли ей мамашку свою прищучить. Позвонила ей, а нарвалась на полицию. Сначала чуть со страху не обделалась, думала, Милка засыпалась и меня сдала как соучастницу.
– А ты-то при чем?
– Ну как же! Знала, что преступление готовится, и не донесла куда нужно! За это ведь тоже посадить могут. А потом только сообразила, что случилось. Убили Милку. И так страшно мне стало, еще хуже, чем когда я подумала, что Милка засыпалась.
– А чего страшно-то?
– Вдруг Милку ее мамаша убила? Тогда и меня может наказать? Ну, за то, что не донесла? А? Как вы думаете?
Настя была из разряда тех пугливых зайцев, про которых говорят, что они каждого куста боятся. Наверное, в жизни у девушки было много ситуаций, когда ее обманывали и подставляли по-всякому. Вот она и научилась опасаться всего, всех и со всех сторон.
– Успокойся. Гербария никому уже больше не опасна. И тебе в том числе.
– А что так? Скажете, что и ее убили?
– Убили.
– Ой! Вы шутите?
– Нет, какие тут шутки? Такими, моя дорогая, вещами не шутят.
– А что с ней случилось?
– Ее тоже отравили.
– Чем? Ядом?
– Паленой водкой. И бутылка была точно такая же, как в случае с Милой. Из гнутого стекла необычной формы в виде осьминога.
– Прекрасно помню эту бутылку, – задумчиво кивнула Настя. – Когда увидела ее у Милки, сразу же себе сказала, что это чей-то подарок, не иначе.
– Но ты эту водку не пробовала?
– Нет! Я вообще крепкое бухло не пью. Я на пиво налегала, Игорек рюмочку выпил и на боковую завалился. А Милка почти всю бутылку одна приговорила. Это уже под конец вечера было, Милка и до того крепко наклюкалась, а этим «Осьминогом» она все прочее залила.
– Но не сказала, откуда у нее такая бутылка?
– Сказала, что подарок. Да я это и сама понимала. У Милки денег на такую водку не водилось.
– Вот только кто подарил?
– Кавалеры ее и в лучшие времена попроще пойло пили. А уж как она с Федосеевым связалась, тут и самой Милке со спиртным почти совсем пришлось завязать.
– Почему? Она же встречалась со своим любовником не у себя, а на съемной квартире.
– Но Федосеев же ей в любой момент позвонить мог. Милка не хотела, чтобы он запах перегара от нее учуял. Он бы этого не понял и Милку бы бросил.
– Значит, ради Федосеева твоя подруга держалась и не пила в последнее время?
– Ага, прямо непривычную жизнь вела, доложу я вам. А тут я к ней прихожу, а у нее дым коромыслом. Ну совсем как в прежние времена. Я сразу поняла, что ее план реализовался, поэтому и празднует. Наверное, Игорю удалось попозировать с ее мамашей, а Милка достаточно фоток нащелкала себе для дела. Что, спрашиваю, празднуем? А Мила на фотокамеру кивнула и говорит: «Там мой приз за все годы страданий». Милка, когда выпьет, любила высоким слогом выражаться.
