– Туда куча всякой хрени была засунута, – с досадой произнес Игорь. – Какие-то диски с установочными драйверами, провода… Но камеры в коробке точно не было. Я сам обалдел, когда это обнаружил.
Каясь в своем поступке, Игорь выглядел очень убедительно. Толстый, рыхлый, неуклюжий. Прихватил пустую коробку, даже не посмотрел, внутри ценная камера или нет. Господи, как же не повезло Полинке с сыном!
– Выходит, камеру кто-то другой прихватил, – бубнил Игорь себе под нос. – Только кто? Я спал, ничего не помню. Может быть, Настя ее украла?
Вряд ли Настя с ее повышенным чувством осторожности решилась бы прикоснуться к злополучной фотокамере. Хотя девушка держалась так возбужденно и нервозно, возможно, как раз потому, что камера была теперь у нее?
– А снимки? – спросила Алена у Игоря. – Они где-то продублированы были? На флешке или другом каком-то носителе?
– Нет. Милка ничего такого делать не умела и мне не позволяла. Боялась, что я случайно снимки удалю. Сказала, что фотки в памяти камеры сохранены, этого достаточно. Мамаша за свою репутацию страшно боится. Мигом кучу денег ей отвалит.
– Значит, Мила сообщила Гербарии о том, что на нее имеется компромат?
– Да. Тем же вечером и сообщила. Мне Гербария на следующее утро несколько раз звонила. Спрашивала, дескать, не знаю ли я, кто это мог нас фотографировать. Когда я из мастерской Таниного отчима уходил, она мне снова позвонила.
Так вот с кем разговаривал Игорь!
– Надоела она мне своими звонками, а что сказать, я не знал. Как ни крути, а доверие своего мужа она из-за меня потеряла. Ну, и еще из-за Милы.
– Почему ты не рассказал ей правды?
– Что я, по-вашему, совсем дурак? Не сказал я ей ничего. Только сдается, Гербария и сама догадывалась, кто это может быть.
Сыщицы переглянулись между собой.
– Гербария убила Милу, чтобы не допустить своего позора?
– А потом не выдержала угрызений совести и сама наложила на себя руки?
– Или это все-таки господин Федосеев постарался? И от любовницы-предательницы избавился, и от супруги-изменщицы.
Но как бы то ни было, а оставался нерешенный вопрос о том, каким образом в руки преступника попала конфискованная паленая водка.
– Вероятно, Попонкин ошибается. Паленой водки был не один ящик, а больше. Что-то попало на полицейский склад и было впоследствии уничтожено. Но несколько бутылок все же просочились в продажу и были приобретены злодеем.
Но в таком случае опять возникал вопрос, знал ли этот человек о свойствах налитого в бутылку зелья? Знал, что несет отраву, или полагал, что там хорошая и качественная водка, от умеренного употребления которой вреда не будет, а одна только польза и удовольствие? Это было крайне важно понять. Но этот вопрос оставался открытым для сыщиц совсем недолго.
Внезапно в Полинину дверь раздался звонок.
– Кто там еще? – озабоченно произнесла хозяйка. – Наверное, Натан что-то забыл и вернулся. Он у меня такой растяпа. Вечно что-нибудь забывает.
В голосе Полины прозвучала та самая забота, которая прежде вся целиком и полностью доставалась Игорю. Сыщицы взглянули на парня и увидели в его глазах ревность и злобу. Игорь был сильно недоволен тем, с какой скоростью бросилась его мать открывать дверь его нелюбимому отчиму.
Но в дверях стоял вовсе не Натан. Там стоял следователь Попонкин, еще двое полицейских, а впереди всех – широкоплечий мужчина, который смущенно улыбался.
– Привет, Полина, – произнес он. – Слушай, а Натан дома?
– Нету его.
– Нету? Жаль. А скоро вернется?
– Через несколько часов. Он в издательство поехал.
– Да? Жаль.
Мужчина мялся, но не уходил. Время от времени он косился глаза в сторону Попонкина, вздыхал, но не решался ничего спросить.
– А что ты хотел, Витя?
– Полина… слушай… А где та водка, которую я Натану приносил?
Услышав про водку, подруги насторожились. Полина тоже недоуменно развела руками:
– Какая водка, Витя? У нас в холодильнике всего поллитровка начатая, но и ту я сама в магазине покупала. Натан любит рюмочку за ужином выпить. Говорит, для пищеварения хорошо.
– Нет, та водка дорогущая, в таких бутылках, как щупальца осьминога. Я вам ее привозил, показывал.
– Не помню такого.
– Полина, вспомни! Я у вас эти бутылки забыл.
– Не было такого.
– Полина, ты же меня губишь! – взвыл мужик. – Я у вас эту проклятую водку оставил, больше негде.
– Я не видела, – стояла на своем Полина. – Натан вернется – с ним разбирайся. А я никакой водки в осьминогах не видала никогда. Даже не понимаю, о чем ты говоришь!
В этот момент широкоплечего, порядком растерявшегося мужика отодвинул в сторону сам Попонкин.
– Минуточку, – произнес он. – У нас имеются сведения, что как минимум две бутылки поддельной водки, с помощью которой были умерщвлены две женщины, находились последнее время у вас дома.
– Точно, к вам их я принес. Натану сказал, что уже и его любимую водочку подделывать начали. Предупредил, чтобы не брал. И бутылки продемонстрировал, чтобы убедился, что тара самая настоящая, водка только в ней паленая.
– И что? – пожала плечами Полина. – Показал, значит, и назад забрал.
– В том-то и дело, что не забрал. Забыл! Ты же помнишь, в каком состоянии я от вас уезжал. А на следующий день вспомнил, что конфискат у вас оставил, Натану позвонил, а он сказал, что уже о бутылках позаботился.
Полина онемела от изумления. И в это время со стороны Игоря раздалось зычное:
– Ха!
Мать повернулась к нему.
– Что?
– Ха-ха! – громко и торжествующе повторил Игорь. – Вот оно все и вскрылось! Сколько преступника ни исправляй, он все равно в душе уголовником останется! Я же тебя предупреждал, мама! Нельзя впускать в дом уголовника! Видишь, он снова за старое взялся!
– О чем ты говоришь, сынок? Кто взялся за старое? Натан?
– А кто же еще! Водка, которой Мила отравилась, у него была! Позаботился он о бутылках! Конечно! Одну Миле презентовал, а вторую ее матери! Он – убийца, мама! Ты привела в наш дом убийцу!
Полина, онемевшая и бледная, стояла с опущенной головой. Было видно, что ей нестерпимо стыдно. А Игорь, то ли не замечая, то ли не желая замечать состояния матери, продолжал торжествовать. Кажется, он был твердо уверен в виновности Натана. Но вот у сыщиц зародилось на сей счет сомнение.
– Зачем Натану убивать Милу?
– Да! И тем более Гербарию?
Но их перебила Полина. Со слезами на глазах она громко произнесла: