Однако судя по всему, несколько палочек было уже использовано. В коробочке виднелись пустые места.
– Странно.
– Что?
– Мила держит коробочку в руках, палочки благовоний она использовала незадолго до своей смерти. Но вот обгорелых остатков почему-то не видно.
– Значит, она только собиралась их зажечь, – нетерпеливо возразила ей Алена. – Что ты всякой ерундой голову себе забиваешь?
– Я не ерундой, – смутилась Инга, – просто странно, и я хотела…
– Думай лучше, куда мог подеваться Игорь!
– Надо поехать в его институт.
– Правильно!
Однако Ваня осадил порыв женщин:
– Но сначала надо вызвать полицию и дождаться их приезда. Иначе нас с вами могут обвинить черт знает в чем.
Это был голос разума, и прозвучал он очень своевременно. Не слыша возражений со стороны своей хозяйки, Ваня достал сотовый и набрал номер полиции.
Глава 3
От момента прибытия полиции на место происшествия и до того времени, как друзья смогли снова располагать собой и своим временем, прошло около трех часов. И это еще им повезло, потому что никто из полицейских не усомнился в том, что Мила скончалась много раньше появления трех друзей в ее квартире. И что смерть, скорее всего, вызвана недоброкачественным алкоголем.
– Хотя и странно, что отравилась. Вижу, бутылки-то все у нее стоят с дорогим пойлом. Даже пиво и то импортное. А уж такая водка по пятьсот рублей за пол-литра идет. И то если оптом на торговом складе ее брать.
– А эта и вовсе дорогущая! – произнес его коллега, поднимая бутылку странной формы, нашедшуюся под столом.
Выглядела эта бутылка совершенно необычно. Стекло было изогнуто неведомыми мастерами под невероятными углами и напоминало щупальца осьминога. А горлышком бутылки была его голова.
– Водка «Octopus», что в переводе означает – «осьминог», «спрут».
– Я такой в продаже и не видел никогда.
– Наверное, дорогая.
– Ясно, что дешевку в такую красоту не нальют.
Что касается самой Милы, то полицейские явно хорошо знали покойную. Видимо, им о личности погибшей молодой женщины рассказал участковый, который также прибыл на место трагедии. Никто из них не выразил ни малейшего удивления по поводу ее кончины.
– Удивляюсь только, что это еще много раньше не произошло, – произнес усатый участковый, вытирая вспотевший лоб.
Несмотря на то что было еще совсем рано, солнце изрядно припекало. Находиться вместе с телом в комнате было затруднительно. И все вздохнули с облегчением, когда врачи забрали мертвую Милу. Оказалось, что по случаю наступления дачного сезона в квартире оставалась лишь ветхая бабуська, давно выжившая из ума и такая древняя, что родственники опасались брать ее куда-либо с собой, как бы не рассыпалась по дороге. И тот самый парень в цветных татуировках, который открыл дверь друзьям.
Сейчас он отвечал на вопросы полицейских. И вряд ли ему это сильно нравилось. Парень ныл, что ему надо на работу в тату-салон, что его ждет важный клиент, но полицейские были неумолимы.
– Парень, ты у нас единственный свидетель получаешься. Бабка не в себе, про какую-то женщину с конфетами, которая к Миле приходила, все время твердит, толку от нее чуть.
И полицейский кивнул в угол, где притулилась маленькая старушечка. Она что-то жевала своим беззубым ртом. И словно почуяв, что речь зашла о ней, бабушка подняла голову и подслеповато уставилась на полицейского.
– Чавось? – переспросила она у него, облизнув губы. – Че сказал-то, сынок? Глуха я к старости стала. Небось про Милку спрашиваешь? Так молодка в тот день к ней приходила. Сверток такой большой передала, небось пирожные там были. Очень уж осторожно она его держала. А Милка пожадничала, ни одной пироженкой меня не угостила. И что нашло на нее? Всегда угощала, а тут нет. А у тебя, сынок, есть чего-нибудь сладенькое?
– Держите, бабушка.
Полицейский сунул старухе еще одну конфету, в которую та вцепилась, урча от удовольствия и совсем позабыв про все вокруг.
– Видишь, – устало вздохнул полицейский. – О чем с ней можно говорить? Она ничего уже не соображает от старости. Бабке вокруг одни только конфеты и пирожные и мерещатся. А у нас труп! Нам надо знать, с кем девчонка вчера была.
– Не знаю я, с кем Мила прошлой ночью квасила. Сам я поздно вернулся, у Милы кто-то сидел. Но кто именно это был, я не видел.
– А что так? Чего не присоединился?
– Я спиртное не пью. А уж с Милой и подавно пить не стал бы.
– Почему так?
– Она дурела, когда выпьет. Вроде бы уже больше месяца держалась, а вчера снова ее сорвало.
– Так чего не присоединился-то?
– Да фигню, как выпьет, всякую начинала нести, в драку с мужиками лезла. Да она мне и не нравилась, слишком уж распутная девка.
– У тебя с ней что-то было?
– Ну, трахнулись мы с ней разок, – неохотно признался парень. – А что с того? С Милой вообще все спали. Она никому не отказывала, если ей самой охота приходила. Кто был под рукой, тем и пользовалась.
– Ревновал ее?
– Да разве ко всем приревнуешь? Говорю же, у Милы каждый вечер новый хахаль имелся.
– Но был кто-то и постоянный?
– Ну, бывал тут один… Не знаю, постоянный или как, но последнее время часто появлялся. А вот уже дня три как вовсе тут поселился.
– Как его имя?
– Игорем звали. По виду не бедный парень. Неуклюжий только, неповоротливый. Милке совсем другие нравились.
И парень поиграл накачанными бицепсами, украшенными наколками с летящими драконами. И решив, что сильный человек должен быть еще и благородным по отношению к слабым и убогим, снисходительно добавил:
– Но зато умный. В институте учился на технаря. Чем люди богаче, тем они жаднее!
– О чем это ты? – удивился допрашивающий его полицейский.
– На бюджетном месте парень учился, хотя сам из богатой семьи. У мамочки собственный бизнес-центр переводов.
Это же их Игорь! Выходит, он все-таки жил у Милы. Личность подозрительного студента заинтересовала также и полицейских.
– И долго этот студент тут у вас прожил?
– Две ночи подряд я его тут наблюдал. Это для Милы своего рода рекорд.
– И прошлой ночью Игорь тоже был?
– Наверное. Хотя сам я его не видел, врать не стану. Вроде бы женский голос из Милкиной комнаты раздавался. Но я могу и ошибаться.
В этот момент еще один полицейский, занимавшийся осмотром комнаты, извлек из-под смятой подушки на диване кожаный бумажник. При виде этого бумажника Инга немедленно ощутила непонятное волнение.
