— Им плевать! — хихикнул он ей в ухо. — Им всегда было на меня плевать! Иногда мне вообще кажется, что они любовники!
— Что-ооо???
Лиза отшвырнула его руки, сделавшиеся совершенно наглыми, и отбежала к окну.
— Эльзочка, ну чего ты опять? — захныкал он слабым голосом. — Ну чего ты?!
— Как можно так говорить о своей жене и ее отце, Станислав?! Если сам испорчен, зачем порочить других?!
Она прерывисто дышала, старательно обводя взглядом его оттопыренную ширинку. У нее было такое чувство, что она стоит на краю пропасти. И из этой бездны на нее дышало смрадом, смертью и ужасом.
— Я никого не порочу, — огрызнулся он, сунул кулаки в карманы штанов, ссутулился. — Они оба ненормальные. И Алла, и ее папаша.
— А ты нормальный?! — ахнула Лиза и повела вокруг себя рукой. — Что ты только что вытворял?!
— Я?! — искренне изумился Стас. — А что такого?!
— Рассказать, или сам вспомнишь? — со злостью фыркнула Лиза.
— Господи! Не строй из себя ханжу! — возмутился он громким шепотом. — Ничего в этом такого нет!
— Да ну!
— Вот тебе и да ну! — огрызнулся он беззлобно и еще раз прошипел: — Ханжа!
— Подобные извращения ты считаешь нормой? — заинтересованно отозвалась Лиза, совсем не обидевшись на «ханжу».
Ей во что бы то ни стало следовало его раздразнить. Немного получилось, но он сейчас замкнется и замолчит, а следовало двигаться дальше. Она за эти несколько минут узнала больше, чем за все эти бесплодные месяцы.
— Что ты называешь извращением, дура? — снова зашипел он со злостью. — То, что я с тобой шалю подобным образом, по-твоему, извращение?!
— А что?
— Это… — Стас громко пощелкал пальцами, вытянув руку между ними. — Это скорее изощренность любовных утех, Эльза.
— Да ладно! — ахнула она.
— Ты просто дура, если думаешь иначе. — Он надменным взглядом смерил ее с головы до ног. — Ты аппетитная, очень интересная девочка. Я бы мог подарить тебе такое наслаждение…
И Лизе тут же вспомнилось истерзанное тело ее подруги. Синяки по всему телу, разодранный рот, изрезанные ноги, на груди синяки.
Ее хотели пощадить, когда пригласили на опознание, ей не хотели показывать всего, она сама попросила. Ей надо было знать, в каких муках умирала Соня, ощутить ненависть к убийце в полную силу, чтобы потом сделаться опасной и беспощадной.
И тогда она сказала, вспомнив о собственной клятве:
— Какое наслаждение ты мне можешь подарить, к примеру?
— О-оо, детка… — зашептал Стас, безошибочно уловив в ее голосе интерес. — Об этом не говорить надо, это надо ощущать!
— Да… Наверное… — Она сделалась будто бы донельзя растерянной и задумчивой. — Но… Но как? Где?
— Это не твои проблемы, малышка, я все, все устрою, никто ни о чем не догадается, поверь. Ты будешь в восторге, вот увидишь!
Его снова начало трясти от возбуждения, он шажок за шажком двинулся к ней. Заходил снова кругами вокруг, жадно осматривая каждый изгиб ее тела. Но руки странно все так же держал в карманах.
Это он смакует предвкушение, вдруг опалило ее мозг! Он — мерзкий, страшный извращенец, теперь рисует в своих порочных мечтах все, что ему так нравится.
— Я подумаю, — выдавила она через силу. — Но… Но ты тогда расскажешь мне про Аллу и ее отца, идет?
— А что я должен рассказать? — наморщил он лоб, то ли забыл, то ли искусно притворялся.
— Что натолкнуло тебя на мысль, что их отношения отца и дочери носят странный характер, — выдала она с азартным придыханием. — Мне же любопытно! Расскажешь?
— Ну-уу… — Он снова встал у нее за спиной и задышал противно с надрывом. — Это все будет зависеть только от твоей покладистости, малышка.
— То есть? — Лиза с силой стиснула зубы, чтобы не заорать, мерзкая тварь снова запустил руки ей под платье.
— Чем покладистее ты будешь, тем откровеннее буду я!
Стас, наконец, отскочил от нее, через мгновение она поняла, в чем дело. Хлопнула соседняя дверь, в коридоре послышался звук шагов. Так ходил только старый хозяин дома, осторожно, легко.
— Сегодня ночью я приду за тобой, как все угомонятся, я приду, — проговорил он негромко от двери, взявшись за ручку. — Жди меня!
— За мной?! — изумленно распахнула она глаза. — Мы что же, поедем куда-то?
— А ты что же, хотела шалить прямо здесь? — оскалил он зубы и погрозил ей пальцем. — А ты не такая уж ханжа, моя малышка! Жди… После двух часов, это мое любимое время!
Остаток дня пролетел у нее как в тумане. Она стирала, развешивала хозяйское белье на заднем дворе, что высыхало, тут же гладила. Потом убрала пару комнат, опрыскала цветы на огромной лоджии, но даже не помнила, как все проделывала.
Она волновалась, понимала, что приблизилась к разгадке почти вплотную, и очень сильно переживала.
Боялась ли она? Вряд ли. Может быть, немного, но как-то походя, будто издали. Казалось, не с ней сегодня должны были совершаться все те зверства, из-за которых погибла ее подруга.
Она же предупреждена, думала Лиза, встряхивая над гладильной доской хозяйскую ночную сорочку, значит, вооружена. Она сумеет противостоять монстру, справится с ним и утрет нос этому красивому недоверчивому полицейскому, что отпустил Стаса на все четыре стороны, хотя он был подозреваемым, единственным за столько-то времени!
— Лиза, идем ужинать, — позвала ее кухарка. — Я голубцов нам настряпала. Вкусные, сметанка свеженькая, идем.
— Сейчас, — кивнула она машинально и тут же почувствовала тошноту.
Она не может сейчас, господи, не может сейчас сидеть в комнате для прислуги, ковырять вилкой капустные листья, говорить о чем-то. Кухарка очень любила говорить о хозяевах, об их аппетите, пристрастиях в еде. Обсуждать, в чем они спускались к завтраку, к обеду, ужину.
— Могла бы платье и получше надеть, — частенько фыркала она после обеда. — Что это? Марля и марля! В каких-то узелках, веревочках, не понимаю я такого вкуса.
Лизе приходилось объяснять несведущей женщине, в чем прелесть и ценность такого вот с виду неказистого хозяйского наряда. Та внимательно слушала, кивала, но снова не соглашалась, снова спорила. Так бывало почти всегда, стоило им оказаться за одним обеденным столом.
Разве она сможет сейчас поддерживать подобные разговоры? У нее нет сил, она рассеянна, будет говорить невпопад. Кухарка еще, чего доброго, в чем-нибудь ее заподозрит и надует в уши молодой хозяйке.
— Она всем про всех стучит, — заявил однажды авторитетный Казначеев, провожая взглядом толстый кухаркин зад. — Бойся ее, Лизка, коварная бабища!
Разделять теперь трапезу с коварной бабищей она не могла, непременно спалится, но отказать не получилось. Та вцепилась в нее мертвой хваткой, усадила за накрытый в их комнате стол, пододвинула тарелку с голубцами, соусник со сметаной.
