Олежка правильно сказал – человеческие глаза. Теплые, умные, добрые.
А сейчас – еще и со смешинкой в глубине. И улыбка периодически растягивала уголки твердого, красивого рта.
Я тоже невольно улыбнулась в ответ:
– Рада тебя видеть! И вдвойне рада, что у Моники все в порядке.
– А ты откуда знаешь?
И голос у него – смерть бабцам! Низкий, бархатный, завораживающий.
– Достаточно взглянуть на твою сияющую физиономию.
– А она сияющая? – озадачился Павел, забавно скосив глаза к переносице, словно пытаясь рассмотреть себя. – Я не очень сверкаю? Глаза не слепит?
– Если только слегка, – рассмеялась я. – Прищурившись, смотреть можно. Ты лучше скажи, балабол, как ты сюда попал? Допустим, в клинике уже почти все спят, и ты мог не бояться встретить кого-либо по пути, но как тебя пропустили секьюрити твоего отца?
– А знаешь, – посерьезнел Павел, – так странно это слышать – «твоего отца». Я привык считать, что отца у меня нет. Нет и не было. Мама Марфа никогда не говорила о нем, а я и не спрашивал. Хотя, когда был маленький, всерьез думал, что отцом был Змей Горыныч из сказки. А потом сам стал для людей этим Змеем… Но чтобы Кульчицкий?! Венцеслав Кульчицкий?!! Кичащийся свои безупречным происхождением? И он – мой отец…
– Арлеки-и-ино, – я усмехнулась и покачала головой, – ты мастер уводить разговор в сторону, я это уже поняла. И мысли тоже ты отводишь. И… взгляды, да? Я правильно поняла? На тебя смотрят и не видят, так?
– Ты молодец, Варя, – улыбнулся Павел. – Мгновенно сообразила, что к чему.
– Ну, не то чтобы мгновенно, – заскромничала я, – но сложить два и два могу. И твоя телепатия, и то, что ты вытворял тогда в пещере, а теперь – это твое появление у меня. Думаю, выражение «для отвода глаз» появилось не случайно. А что ты еще умеешь?
– Да вроде все, – пожал плечами Павел.
– В смысле – все? Вообще все? Все-все? Двигать взглядом вещи, поджигать им же. Взглядом.
– Да нет, – фыркнул Арлекино, – ты что! Под «все» я имел в виду перечисленное тобой. Да, я могу общаться телепатически, владею чем-то типа гипноза, могу – но для этого, правда, приходится максимально концентрироваться, – подавлять волю человека, делать его своей марионеткой. Но ненадолго. Да и не люблю я этого, если честно, – поморщился он. – Ощущения поганые потом, словно наизнанку вывернули и физически, и душевно.
– А вот с Моникой что?
– С ней уже все в порядке, она спит.
– Это я как раз поняла сразу, я имею в виду твою ментальную связь с Моникой. То, что она тебя слышит. То, что ты каким-то образом выводишь ее из мрака безумия, возвращаешь…
– Знаешь, – задумчиво произнес Павел, – для меня самого это загадка. Ничего подобного больше ни с кем я не ощущаю. Может, это как-то связано с испытанным мной шоком, когда я узнал, что Моника… что она пропала. Если бы ты знала, как мне было плохо в тот момент! Наверное, если бы она не выжила, не дождалась… – Он отвернулся, помолчал пару мгновений, потом глухо продолжил: – В общем, как только я нашел ее, я словно прирос, стал частью ее души. А она – частью моей. Поэтому я и не дам ей уйти. Пока жив…
Глава 9
– Так ты что, – я невольно поежилась, представив, – видишь и чувствуешь абсолютно то же самое, что и Моника?!! Постоянно торчишь у нее в голове и читаешь мысли? Все-все?!! А мои сейчас? И… не только сейчас…
– Нет, конечно! – возмутился Павел. – Это сложно объяснить…
– А ты попробуй!
Павел наморщил лоб, затем потер его, встал, прошелся по палате туда-сюда, смешно шоркая тапками. Он вообще очень забавно смотрелся в пижаме, пусть и не застиранной и безразмерной, как в обычных больницах, а в дорогой, явно из натурального шелка, но…
В тот злополучный день, когда мы с Павлом встретились, на нем были лишь шорты с множеством карманов. И все, даже обуви никакой не имелось, наш Змей Горыныч предпочитал передвигаться босиком.
Но в таком виде Арлекино выглядел гораздо гармоничнее, чем в брендовой пижамке и шлепанцах. Во всяком случае, серьезнее.
А сейчас, наблюдая за Кетцалькоатлем в тапках, я как-то забыла о своих опасениях по поводу сканирования моего разума и не удержалась от хихика.
Хихик был практически сразу прихлопнут, но Павел услышал:
– Она еще и ржет! У меня мозг уже дымится от напряжения, а она ржет!
– Твой мозг дымится не от напряжения, а от трения. Ты еще интенсивнее лоб разотри – точно огонь добудешь!
– Вот все-таки жаль, что я не всемогущий, – расстроился Павел, усаживаясь на забившийся в угол стул. – Сейчас бы одну ехидину вздернул за ногу усилием мысли и подвесил вниз головой. И потряс бы еще, чтобы дурь вытряхнуть до самого донышка.
– До донышка все равно не получилось бы, – деловито сообщила я.
– Это еще почему?
– Потому как нет во мне донышка, бездонная я. Бездна обаяния и ума.
– Ага, и скромности.
– Согласна с уточнением. Так, хватит отвлекаться, рассказывай, что там ты в наших мозгах видишь?
– Если верить авторам учебников по анатомии, мозг состоит из особого вещества, серовато-розоватого… Ай! Это же источник знаний, чего ты им швыряешься?
– А ничего другого под рукой не оказалось, – мстительно сообщила я, наблюдая за потирающим плечо Павлом – мистический триллер угодил именно туда. – Но я найду, если понадобится. Немедленно рассказывай, что и как ты делаешь, когда сидишь в наших головах?!
– Да не сижу я там! Я давно бы уже свихнулся, если бы на самом деле мог торчать в чужих разумах постоянно и у всех! Это больше похоже на… на… на звонок по мобильному, вот!
– Как это?
– Так это! Ты ведь, когда с кем-то по мобильному телефону общаешься, не можешь его мысли прочитать, верно? И даже через скайп, когда видишь собеседника, тоже с прочтением мыслей туговато. Если только эмоции, да и то не у всех. Некоторые умеют держать себя под контролем.
– Это точно, – буркнула я, мгновенно вспомнив про Мартина.
– Ну вот, то же самое происходит, когда я хочу с кем-либо пообщаться мысленно. Я настраиваюсь на этого человека, ищу его в пространстве, его биополе, его ауру – она у каждого индивидуальна, как тот же телефонный номер. А когда найду – начинаю видеть его глазами, слышать его ушами. Но не читаю мысли, понимаешь?
– Не очень пока.
– Ну как же тебе объяснить… – Павел страдальчески поморщился и покачал головой. – Вот как тогда, в лесу, когда я вел тебя к Монике. Я наблюдал за вашей семьей…
– Зачем?
– К вам ведь стал шастать мой кот, Атос…
– Карпов!
– Ну хорошо – Атос Карпов. И одно то, что ты спасла его семью от ротвейлера, а самого Атоса отвезла в ветклинику, уже говорило о многом. Как минимум о том, что и израненную девушку ты не оставишь умирать в лесу. Поэтому я и «позвонил» тебе. Увидел, что ты как раз за рулем и едешь в нужном направлении. И позвал. Вот и все.
