Катрин, сломленная усталостью, безмятежно проспала до позднего утра. Ее разбудил голос за окном, изрыгавший страшные ругательства и проклятия. Этот голос был ей хорошо знаком. Она соскочила с кровати, подбежала босиком к окну и выглянула на улицу. Конечно же, это был Арно. Он стоял перед домом как вкопанный, в полном вооружении, держа шлем под мышкой, и пререкался с казначеем. Оба они так громко кричали, что сначала Катрин ничего не поняла. Вокруг них собралась толпа. Буше, раздвинув руки, казалось, преграждал дорогу капитану.
– Черт возьми, клянусь всеми потрохами папы римского и самого бога! – прорычал наконец взбешенный капитан. – Ты все-таки меня пропустишь! Вчера я думал, что эту девку уже повесили, а сегодня утром узнаю, что она в твоем доме и ее всячески обхаживают. Но я положу этому конец и сам притащу эту проклятую ведьму на виселицу.
Не успел Буше ответить, как другой голос, столь же сильный, как и голос молодого человека, раздался на улице. Катрин увидела, что Жанна, выбежав из дома, бросилась к Арно и принялась с силой трясти его за плечо.
– Мессир! – кричала она. – Как смеете вы поносить здесь имя Всевышнего?! Клянусь, я не уйду отсюда, пока вы не отречетесь от своих слов!
Молния, сверкнувшая над головой Арно, удивила бы его меньше, чем это внезапное появление Девы. Повелительный тон, твердость и сила молодой женщины еще больше озадачили разъяренного капитана. Но Арно был не из тех, кого можно смутить.
– Я, капитан де Монсальви, желаю войти в этот дом во имя справедливости! – воскликнул он.
– Будь вы даже королем, нашим повелителем, вы и тогда не могли бы войти в дом против воли его хозяина, мэтра Буше. Впрочем, это дело касается лишь вас двоих. А мне важно, чтобы вы попросили прощения у Бога, которого вы оскорбили своим сквернословием. Без этого я вас не отпущу. Живо на колени!
На колени? Дева осмелилась приказать ему стать на колени? Катрин была сама не своя. Встревоженная и потрясенная, она не могла поверить своим ушам. Она не верила и своим глазам, увидев, что Арно, ставший из пунцово-красного зеленовато-белым, преклонил колени на мостовой и произнес короткую молитву. С некоторой грустью Катрин подумала о том, что он, без сомнения, поставит ей в вину, и так уже слишком тяжкую, оскорбление, которому Жанна его только что подвергла. Ей было грустно и от того, что его ненависть не прошла и, если бы не заступничество Девы, ничто не помешало бы Арно расправиться с ней. Разве он не говорил, что задушит ее собственными руками? Нет, даже если ей и суждено умереть от горя, она обязана вырвать из своего сердца эту нелепую любовь.
Когда провинившийся заканчивал свою молитву, Жанна вошла в дом вместе с Жаком Буше. В это время появился рыжий Сентрайль в сопровождении одного из капитанов, сурового и грузного, намного старше его на вид. Решительно прокладывая себе путь в толпе, они направлялись к дому. Заметив около дома коленопреклоненного Арно, молившегося посреди улицы, оба остановились и скорчились от хохота – такое это странное было зрелище! Гнев Арно тут же обратился на них.
– Хотел бы я знать, что вы здесь ржете, кретины? – рявкнул он. Его грозный тон вовсе не испугал этих двоих.
Старший перестал хохотать и с насмешкой произнес:
– Я вижу, Дева занялась твоими манерами, сынок. Наконец-то у тебя появился хороший воспитатель.
– Бьюсь об заклад, займутся и тобой, Ла Гир. Никто в нашей армии не ругается так отвратительно, как ты, и мы еще посмотрим, что скажет Жанна, послушав твой репертуар. Хочешь пари?
– Какое еще пари? – недоверчиво спросил гасконец.
– Да такое: она заставит тебя покаяться перед Господом. Сто золотых экю, идет?
От хохота Ла Гира задрожали стены домов. Из глаз его текли слезы, он звучно хлопал себя по ляжкам. Славившийся в армии своим необузданным характером, Этьенн де Виньоль, по прозвищу Ла Гир Гневный, умел не только безудержно гневаться, но и от души веселиться.
– Идет, – принял он вызов. – Ну, давай отсчитывай свои золотые. Еще чего! Мне каяться?! Да сам папа римский не осмелится просить меня об этом!
– А вот Жанна осмелится. И ты ее послушаешься как миленький. Вот увидишь!
Сказав это, Арно взглянул вверх и увидел Катрин, стоявшую у окна, в длинной белой рубашке, с золотыми косами, спадавшими по плечам. Он побледнел и отвел глаза, затем подхватил под руку Сентрайля.
– Пошли отсюда, – громко сказал он, надеясь, что она его услышит. – Пусть Жанна делает с этой женщиной все, что угодно. А лучше всего, пусть пошлет ее к черту…
– К черту? Жанна? Да быть этого не может! – с искренним удивлением возразил Ла Гир. Он не был в курсе дела и ничего не понял, тогда как Сентрайль едва заметно улыбнулся, а когда его товарищи отвернулись, слегка поклонился Катрин. И эта улыбка, и поклон несколько смягчили тягостное впечатление, которое произвели на нее слова Арно. Молодой женщине показалось, что Сентрайль ей сочувствует: лучший друг Арно, он, возможно, имел на него влияние, знал его сокровенные мысли. И она твердо решила при случае серьезно поговорить с капитаном.
Весь день проведя среди обитательниц гостеприимного дома, Катрин наблюдала за Жанной д'Арк. Дева очаровала ее столь сильно, как дотоле не могла очаровать ни одна другая женщина. Временами Катрин даже забывала об Арно. Когда же она думала о нем, ее охватывало смущение, ибо память рисовала ей картины слишком волнующие. Рядом с Жанной, такой простой и чистой, подобные воспоминания казались ей грехом.
Все в городе считали Деву святой и блаженной, хотя она была земной и естественной. Она смеялась искренне и заразительно в минуты веселья, но, когда это требовалось, умела гневаться так сильно, как никто из ее приближенных. И Арно де Монсальви уже успел в этом убедиться.
В это утро, прослушав мессу, которую отслужил для нее брат Жан Паскрель в молельне Матильды Буше, Жанна не находила себе места. Она горела желанием броситься в бой и выходила из себя, слушая советы Дюнуа повременить.
– Было бы лучше, – говорил Бастард, – подтянуть основные силы из Блуа, а для того, чтобы соединить разрозненную армию и перегруппировать войска, понадобится время.
Но, как и подобает уроженке Лотарингии, Жанна отличалась упорством. Ошеломленные Катрин и Матильда, спрятавшись за дверью, наблюдали за бурным военным советом, проходившим в большом зале. Жанна, которую поддерживали Ла Гир, Сентрайль, Ильер и Монсальви, предлагала внезапно атаковать; Бастард, Гокур и мессир Гамаш намеревались ждать подкрепления. Слово за словом, между Гамашем и Жанной разгорелась ссора. Жанна, как глава армии, не могла допустить, чтобы обсуждались ее приказы. Гамаш же, выйдя из себя, обозвал ее болтливой мужичкой и вознамерился покинуть совет. На него с мечом в руках бросился Арно, твердо решивший воткнуть ему обратно в глотку оскорбления, которыми тот осыпал Жанну. Не без труда удалось Дюнуа помешать овернцу перерезать горло вспыльчивому пикардийцу. Он резко отругал Гамаша, пожурил Жанну и в конце концов уговорил оскорбителей и оскорбленных обнять друг друга, что они и сделали с явной неохотой.
