– Смилуйтесь, мессир, выслушайте меня… Как можно казнить, не выслушав? Разве вы не знаете, что произошло в день смерти вашего брата? Не знаете, что в этот страшный день…
Арно грубо оборвал ее, указывая на дверь:
– Довольно! Вон! Ты внушаешь мне ужас, отвращение… Иди, тебя там ждут. Сам герцог Бургундский заботится о твоей сохранности! Оказывает тебе честь своим вниманием! Нетрудно догадаться, в каких вы отношениях! По слухам, герцог весьма жалует таких, как ты, красотка!
– У меня нет никаких отношений с его светлостью! Как вы посмели вообразить такое? – покраснев как маков цвет, крикнула Катрин. – Просто недавно герцог задержал меня.
Арно изумленно рассмеялся.
– Ах, просто задержал! Что же, ему нетрудно было тебя заполучить. Я сужу по собственному опыту. Ты легко сдаешься, милочка!
Катрин взвыла, как раненый зверь.
Из глаз ее потоком хлынули слезы! Они стекали по щекам, падали на грудь. Дрожащие руки тянулись к рыцарю с мольбой.
– О, сжальтесь, сжальтесь… Что я вам сделала, что вы могли подумать… Разве вы не поняли…
– Не понял? – насмешливо передразнил Арно. – Что ты прямо из постели герцога влезла в мою постель? А может, это был его приказ? Вся эта страсть, это безумие – всего-навсего хорошо продуманный фарс. Ты – ловушка, попадись я в которую, быть бы мне у герцога на крючке! Что ж, поздравляю с новой победой! Я на мгновение и впрямь потерял голову… Ты справилась со всем отлично! Я и вправду не встречал никого красивее тебя! Но теперь прочь отсюда, да поживее!
Катрин обезумела от ярости. Ее страсти как не бывало. Со сжатыми кулаками двинулась она к кровати.
– Я не уйду, пока вы не выслушаете меня и не попросите прощения!
– Просить прощения? У…
Он скверно выругался, будто плюнул. Девушка закрыла лицо руками, слово обожгло ее, как удар. Храбрость и злость улетучились в мгновение ока. Едва родившаяся любовь захлебнулась в скверне. Бороться дальше – бесполезно, Арно слеп от ярости. Руки ее безвольно повисли, понуро пошла она к двери, открыла ее и вдруг, подхваченная внезапным порывом, бросилась назад к кровати. Изящная головка в ореоле золотых волос гордо запрокинулась. С ненавистью взглянула она в глаза юноши. Приподнявшийся на локте, весь дрожащий от злости, тот, несмотря на свою нелепую чалму, казался волком, готовым к последней схватке.
– Когда-нибудь, – промолвила Катрин с ледяным спокойствием, – вы будете в ногах у меня валяться, вымаливая прощение. Но вы, Арно де Монсальви, владелец Шатеньерэ, не услышите ни слова привета. Я любила вашего брата… Он был нежным и добрым. Прощайте!
Но не успела она сделать двух шагов, как принуждена была схватиться за стену, чтобы не упасть. Огромный жесткий валик, брошенный недрогнувшей рукой, едва не сшиб ее с ног. Достоинство женщины – слабая преграда бешенству Арно.
В недоуменье обернувшись, она встретилась с его злобным взглядом и обнажившимися в улыбке зубами.
– Если ты еще раз посмеешь произнести имя моего брата, шлюшка, я удавлю тебя вот этими руками, – говорил он, протягивая вперед свои большие смуглые руки. – Возблагодари Господа, что я не могу встать. Имя Монсальви нечего мусолить девкам вроде тебя…
Он продолжал бы и дальше в том же духе, но его речь прервали. Подскочив к кровати, Катрин влепила ему звонкую пощечину.
Повязка съехала, рана открылась, и по небритой щеке заструилась кровь. В ослеплении Катрин забыла, что перед ней раненый, и ударила изо всей силы. Вид крови ее успокоил, не вызвав ни малейшего раскаяния. Слишком долго терпела она его издевательства и теперь была рада причинить ему боль. Да что там! Ей хотелось рвать его на куски зубами и ногтями, выцарапать эти наглые глаза, в которых ненависть сменилась страхом.
Арно бессознательно провел рукой по нестерпимо пылающей левой щеке. Впервые с ним так обращались, он растерялся.
Девушка, прекрасно сознавая, что пощечина его утихомирит, удалилась, сказав на прощание:
– Теперь вы, наверное, запомните меня, мессир.
Мило улыбнувшись, сделала изящный реверанс и проследовала к выходу величественной походкой оскорбленной королевы, оставив рыцаря наедине с его раздумьями. Уже за дверью Катрин остановилась, с трудом переводя дух. Сквозь стену из толстых бревен до нее долетали ужаснейшие проклятия Арно, но ей до них не было дела. Что еще он мог сделать Катрин? Он уже нанес ей глубочайшую рану. От его жестокости девушке хотелось кричать. Между ними разверзлась пропасть. Им уже никогда не сблизиться. Они будут вечно ненавидеть друг друга, и все потому, что, оскорбленная в своих лучших чувствах, Катрин не захотела рассеять его заблуждения. Да ведь он и не стал ее слушать, презрительно предположив, что она пытается оправдаться. Постепенно дыхание ее восстановилось, сердце успокоилось. Катрин на мгновение прикрыла глаза и почувствовала, как в душе ее снова воцаряются мир и спокойствие.
Очнувшись, она увидела, что перед ней стоит целитель в чалме, напоминающей огромный пион. Катрин поразило, что в его многозначительном взгляде ясно читалось участие.
– Дорогу любви мостят плотью и кровью, – тихо продекламировал он, – вступающие на нее, приподнимите подол.
Девушка быстро стерла побежавшую по щеке слезу.
– Откуда это?
Абу-аль-Хаир только плечами пожал и взялся за ручку двери. Если бы не чалма, араб оказался бы ниже Катрин на полголовы, но во всем его облике было столько величия и благородства, что девушке он сейчас виделся огромным, всесильным.
– Это сказал персидский поэт Хафиз, живший в прошлом веке. Великий знаток человеческого сердца… Душу женщины он знал хуже и потому много страдал. Я вижу, здесь все понятия сместились, и страдает не мужчина, а ты, девушка. Юноша, прекрасный и смертоносный, как толедский клинок, ранил тебя, и ты истекаешь кровью. Не думал, что так случится, клянусь Аллахом, мне чудилось, что вы – на редкость благословенная, гармоничная пара. Такую нечасто встретишь!
– К сожалению, вы ошибались, – горестно вздохнула Катрин, – ошиблась и я. В какой-то миг мне казалось, что и он полюбит меня, но вместо этого он ненавидит меня, презирает… Я не смогу вам всего объяснить. Он прогнал меня, сказал, что не желает видеть…
Целитель от души расхохотался, нимало не смущаясь оскорбленным видом девушки, которая сочла, что этот смех по меньшей мере неуместен.
– Еще Хафиз говорил: «Я боюсь, как бы святым, проклинающим пьяниц, однажды не пришлось возносить свои молитвы в кабаке». Он тебя оттолкнул, но он тебя хочет. Чего ж тебе еще? Когда женщина любит мужчину, а он от нее далеко, она не сомневается, что когда-нибудь его встретит. В минуту гнева человек не следит за своими словами, они несутся во весь опор, как дикие кони. Громко кричит ярость, а разум тем временем помалкивает. Иди к дяде, он волнуется, а мне дай поговорить с этим строптивцем, я узнаю, что творится в этой отчаянной голове. Пока что мы будем путешествовать вместе, вместе предстанем и перед герцогом Бургундским. Иди с миром, девушка!
