Увидев, что черная фигура исчезла в дверях, Катрин отошла от окна и села на постель, ожидая, пока ее позовут. Было жарко, хотя толстые стены сберегали прохладу. И все же девушка дрожала в своем серебряном платье. При мысли о том, что сейчас она должна встретиться с человеком, обреченным на смерть, ее охватила непереносимая тоска. Руки у нее похолодели, она вся дрожала, обезумев от страха. Зубы у нее стучали, но голова пылала, и она безнадежно оглядывалась кругом, ища отверстие, выход, куда можно было бы проскользнуть, потому что стоило ей подумать о том, что Гарен посмотрит на нее, может быть, даже коснется ее руки, – и ей делалось дурно.
Домашние шумы доносились до нее приглушенными, но казались грозными. С усилием она встала с кровати, дотащилась до двери, держась за стены. Она больше не могла здраво рассуждать. В ней остался лишь животный страх. Она ухватилась за резную ручку двери, и железные завитки до крови оцарапали ей палец. И она так дрожала, что не сумела отворить. Тем не менее дверь открылась, и вошла Сара. Увидев за дверью бледную, с побелевшими губами Катрин, цыганка вскрикнула:
– Ты что здесь делаешь? Иди, тебя зовут!
– Я… я не могу, – слабо пролепетала девушка. – Я не могу туда пойти!
Сара схватила ее за плечи, принялась безжалостно трясти. Ее черты окаменели, и темное лицо цыганки стало похоже на дикарскую маску из какого-то экзотического дерева.
– Раз уж у тебя хватило смелости пожелать чего-то, так хватит смелости и взглянуть на это, – без обиняков заявила она. – Мессир Гарен тебя ждет!
Она смягчилась, увидев слезы, брызнувшие из лиловых глаз. Отпустив Катрин, она смочила салфетку водой из стоявшего на туалетном столике серебряного кувшина, затем брызнула на лицо девушки; и на него тотчас же вернулись краски. Катрин глубоко вздохнула, и Сара следом за ней.
– Вот так-то лучше! Теперь иди и постарайся не растеряться, – сказала она, взяв Катрин под руку и увлекая ее к лестнице. Неспособная сопротивляться, девушка покорно следовала за ней.
Обеденный стол был накрыт в большом зале на первом этаже, у незажженного камина. Войдя, Катрин увидела Марию де Шандивер на ее обычном месте, а ее супруга – у окна, вполголоса беседующим с Гареном де Бразеном.
Уже второй раз она встречала его в доме де Шандивера, но оценивающий взгляд его единственного глаза она почувствовала на себе впервые. Когда он приходил на улицу Татпуар в день ее переезда, он не обратил никакого внимания на Катрин. Сказал только несколько незначительных слов, таких обычных, что она их не запомнила. Почти весь вечер он разговаривал с Гийомом де Шандивером, предоставив свою будущую супругу самой себе и заботам Марии. Катрин была ему признательна за это обращение, потому что оно избавляло ее от колебаний.
Надеясь, что и этот раз пройдет так же, она направилась к мужчинам, чтобы поздороваться. Но при ее появлении они прервали разговор и встали. Катрин смотрела вниз и не заметила восхищенного выражения на их лицах. Гарен пышно выразил вслух этот восторг:
– Заря не так прекрасна, как вы. Вы – чудесное видение, дорогая моя.
Говоря, он глубоко склонился перед ней, прижав руку к сердцу, в ответ на реверанс девушки. Шандивер тоже поклонился с довольной улыбкой на своей мордочке хорька. С такой красотой она надолго удержит непостоянное сердце Филиппа Доброго, и Шандивер уже видел длинную цепь выгод и наград в обмен на оказанную услугу. Еще немного, и он стал бы потирать руки…
Тем временем Гарен резким жестом подозвал пришедшего с ним слугу, стоящего в углу с ларцом в руках. Он открыл ларец, содержимое которого засияло в свете факелов в высоких железных подставках. Длинные ловкие руки Гарена достали тяжелое золотое ожерелье, шириной и длиной с орденскую цепь. Огромные, необыкновенного блеска и чистоты лиловые аметисты и безупречный восточный жемчуг были вставлены в оправы в виде цветов и листьев. Крик восхищения приветствовал появление этого чуда, вслед за которым Гарен извлек из ларца такие же серьги.
– Я бесконечно люблю этот лиловый оттенок ваших глаз, Катрин, – медленно и важно произнес он, – он так идет к вашим золотым волосам и нежному цвету лица. Поэтому я заказал для вас в Антверпене этот убор. Камни для него были привезены с далеких Уральских гор, на границе Азии. Для того чтобы создать это ожерелье, понадобилась беспредельная преданность людей, не ведающих страха. И я хотел бы, чтобы вы носили его с удовольствием, потому что аметист – камень мудрости… и целомудрия.
Он вложил ожерелье в дрожащие руки Катрин, и девушка так и вспыхнула.
– Я с радостью стану его носить, мессир, потому что это ваш подарок, – еле слышно прошептала она. – Не хотите ли вы надеть его на меня?
Гарен с комическим ужасом отказался.
– С этим розовым платьем? О, дорогая моя, что за ересь! Я закажу для вас подходящее к этим драгоценностям платье, чтобы их можно было оценить по достоинству. А теперь дайте мне руку.
Снова наклонившись к ларцу, Гарен достал простое золотое кольцо и надел его девушке на палец.
– Это залог нашей помолвки, – серьезно сказал он. – Монсеньор приказал, чтобы свадьбу назначили на Рождество, как только закончится траур. Он желает – и это большая честь для нас – лично присутствовать на церемонии, и даже, возможно, он будет свидетелем. Теперь позвольте предложить вам руку, чтобы идти к столу.
Катрин послушно позволила себя увести. Она чувствовала себя сбитой с толку, но недавнее недомогание совершенно исчезло. У Гарена была своя манера объясняться и управлять событиями, делавшая их менее таинственными и тревожными. Для этого богатого и могущественного человека все было просто. Тем более просто, что ни в его словах, ни в поступках не было места чувствам. Дарил ли он целое состояние в виде драгоценностей, надевал ли девушке на палец кольцо, связывающее их на всю жизнь, – его голос звучал все так же ровно. Его рука не дрожала. Взгляд оставался ясным и холодным. Садясь рядом с ним за стол и собираясь есть с одного серебряного блюда
[2]
, Катрин спросила себя, во что превратится ее жизнь с таким человеком.
Он выглядел скорее величественно, характер его казался ровным и спокойным, щедрость – беспредельной. Катрин подумала, что в таком браке, возможно, могли бы быть приятные стороны, если бы – как в любом браке – речь не шла об отвратительной супружеской близости. И особенно если бы она не таила в глубине души воспоминание о трактире «Карл Великий», такое мучительное, что любое напоминание об Арно вызывало у нее слезы.
– Кажется, вы очень взволнованы? – спросил спокойно Гарен. – Я думаю, что любая девушка входит в жизнь не без робости, но не стоит преувеличивать. Совместная жизнь может быть достаточно простой… и приятной вещью, чтобы стоило попробовать.
Он явно старался успокоить ее, и Катрин поблагодарила его слабой улыбкой, смущенная этим проявлением интереса к ней. Внезапно ее мысли обратились к Барнабе, к тому, что он подразумевал под словами «все готово». Что он задумал? Какую ловушку расставит ночью этому могущественному человеку, чья смерть может иметь для него тяжелые последствия? Катрин представила себе, как он прячется в тени за дверью, сливаясь с темнотой, как в тот памятный вечер Драчун и Побирушка. В своем воображении она видела, как он внезапно появляется из темноты, в руке сверкает сталь, он сбрасывает всадника с седла и потом жестоко добивает неподвижное тело.
