С некоторых пор она заметила вокруг себя непонятную суету. Около их дома на улице она постоянно видела праздношатающихся молодых людей. Каждый раз, когда Катрин выходила из дома, она была уверена, что один из этих фланеров следует за ней по пятам. Они менялись. Иногда это был солдат из гвардии герцога, иногда буржуа с невинным видом, иногда даже молодые люди, похожие на студентов, или молодые переписчики из соседней пергаментной лавки, а то и какой-нибудь монах.
Эти уловки тут же вызвали раздражение, а затем и гнев молодой женщины, тем более что она прекрасно знала, кому обязана этим наблюдением. Организатором этой слежки скорее всего был Гарен. Кому иному, кроме ревнивого мужа, могла прийти в голову мысль шпионить за ней? Что же он думал, что в Дижоне, где ее все знают, Катрин могла вести себя неосмотрительно? Или он хотел убедиться в том, что к ней никто не приезжал от Монсальви? Во всяком случае, все это было очень неприятно, и Катрин сожалела о том, что не знает, где найти своего мужа, чтобы наконец-то сказать ему все, что она о нем думает. Она также не решалась обратиться к одному из своих преследователей и потребовать объяснений, боясь показаться смешной. Но дни шли, и нервозность ее нарастала.
Однажды после полудня, когда она возвращалась домой с обеда у Шандиверов, она узнала переодетого в городскую одежду одного из гвардейцев герцога, сопровождавшего их из Арраса. Несмотря на широкополую шляпу и опущенные поля, закрывавшие лицо, его внешность была слишком выразительна, чтобы можно было его не узнать. У него был красный нос выпивохи и огромные синяки под глазами, какие возникают от неумеренного потребления алкоголя. Он шагал размеренным шагом по улице, когда Катрин на своем иноходце выехала из улицы Татпуар.
И когда она бросила поводья мажордому и поднялась в свою комнату, то через маленькое оконце башенки ей было видно, как человек в широкополой шляпе прогуливается по ее улице, все время по одному и тому же маршруту. Он ходил от угла особняка де Бразен до лавки Обена, крупного торговца пергаментом, у которого Гарен делал покупки, рассматривал с невинным видом красивые витрины его магазина, затем уходил и снова возвращался. Озабоченная Катрин не знала, что ей предпринять.
Если бы Сара ее не бросила, она послала бы ее к этому человеку, и очень быстро они все узнали бы. Никто не умел выудить нужные сведения у людей так, как умела это цыганка. Но Сары с ней не было, и ее отсутствие все более давало о себе знать. Абу-аль-Хаир был слишком заметен и экзотичен, чтобы дать ему такое поручение, а выйти на улицу и самой расспрашивать шпиона было невозможно.
Она подумала, что ей следует выяснить все до конца!
К полудню она направилась во дворец герцога, чтобы нести свою службу у постели герцогини Маргариты. На этот раз за ней увязался грязный и оборванный нищий и проследил ее путь до караульного помещения, но она, не обращая на это внимания, вошла во дворец, сделав вид, что ничего не заметила, и поднялась к герцогине. Та только что уснула после легкой еды, разморившись от жары. Катрин застала только Эрменгарду, которая собиралась сделать то же самое. У нее уже слипались глаза.
– Если вы хотите поспать в нашей августейшей компании, – сказала она, подавляя зевок, – то я не вижу в этом ничего предосудительного. Если нет, то пойдите погрейтесь на солнышке и возвращайтесь чуть позже. Ее светлость будет спать до трех часов.
Радуясь случаю, представившемуся ей для осуществления заранее задуманного плана, который она надеялась реализовать после службы, Катрин поблагодарила ее, сказав, что в таком случае она пойдет в сад и отдохнет там на свежем воздухе. Она спустилась вниз, прошлась по аллеям вокруг бассейна с лепными украшениями и вычурным бордюром, в котором плавали рыбы, вдохнула аромат красных роз, которые так любила герцогиня Маргарита, а затем направилась прямо к служебным пристройкам дворца, где располагались солдаты и где у капитана гвардейцев была своя комната.
Был жаркий летний день. Повсюду жужжали мухи и осы. Опершись на копья, в шлемах, сдвинутых набекрень, часовые спали стоя. Катрин без труда дошла до лестницы, которая вела в комнату Жака де Руссе. Там было жарко, как в аду, так как свинцовая обшивка крыши нагревалась, как в духовке. Пот струился по ее спине, но ее спасало легкое платье из светло-зеленого в серебристую полоску кандала, прохладное и свежее, как струи фонтана. Волосы ее были просто закручены над ушами и забраны под две серебряные сеточки, соединенные тонким шнурком, на котором посередине лба висела жемчужина грушевидной формы.
На лестнице громкий голос заставил ее остановиться. Она узнала голос Жака де Руссе. Из-за жары он оставил дверь своей комнаты открытой.
– Оставим пока это, – сказал капитан. – Я продиктую тебе письмо для его светлости. Его нужно было отослать уже два дня назад, и я не могу больше откладывать, потому что курьер уезжает в Гент сегодня вечером. Правда, писать особенно нечего, – сказал он, вздохнув. – Ты готов?
– Готов, – ответил голос, незнакомый Катрин.
Катрин, влекомая непреодолимым любопытством, остановилась на ступеньке лестницы, как раз перед поворотом, за которым ее можно было бы увидеть. Интуиция подсказывала ей, что она сейчас услышит нечто интересное.
– «Всемогущий и светлейший сеньор, – диктовал Жак, – умоляю простить меня за то, что пишу вам так редко, но прошу принять во внимание, что, к счастью или к несчастью, я не могу сообщить вам ничего интересного. Тайное наблюдение, которое я веду за мадам де Бразен…» Ты написал? Или я диктую слишком быстро?
От гнева у Катрин запершило в горле, она почувствовала удовлетворение от того, что так точно угадала.
«Так это и впрямь он! – подумала она. – Негодник! Тайное наблюдение? Правда? Если еще не вся улица заметила его наблюдение, так мне повезло. Посмотрим, что дальше будет в этом послании».
– …за мадам де Бразен, – медленно повторил невидимый писец.
– «…кажется мне беспредметным. Она ведет более чем праведную жизнь, видится только со своей матерью, с дядей и с семейством Шандивер. Она никого у себя не принимает и не посылает никаких приглашений и, кроме посещения вышеназванных лиц, выходит из дома только на мессу в собор Богоматери…»
Капитан уже приступил к многословным и изощренным формулам вежливости, а Катрин все еще не могла прийти в себя от ярости. Но понемногу гримаса гнева сменилась на ее лице улыбкой от мысли, которая вдруг пришла ей в голову. Она решила на этот раз немного позабавиться.
Без малейшего шума, придерживая обеими руками шуршащий шелк платья, она крадучись спустилась на несколько ступенек, когда услышала, как секретарь спросил у Жака, нужен ли он ему еще. Тогда, опустив платье, Катрин покашляла и снова поднялась по лестнице, не спеша и шумя на этот раз насколько возможно. В результате, когда она поднялась и подошла к двери, Жак, как она и думала, стоял в проеме двери.
– Вы! – воскликнул он, покраснев до корней волос. – Вы у меня?
Катрин ответила ему своей очаровательной улыбкой и протянула изящную руку для поцелуя.
