– Мистер Бослер, в дальнейшем вы проверяли регистрационные
данные по продаже огнестрельного оружия в нашем округе?
– Да, сэр.
– Вы выяснили, кому был продан револьвер тридцать восьмого
калибра, системы «смит и вессон», номер С четыреста восемьдесят восемь ноль
девять?
– Да, сэр.
– Кто, в соответствии с регистрационными данными, купил этот
револьвер?
– Элеонора Корбин.
– Обвиняемая по слушаемому делу?
– Да, сэр.
– И на карточке регистрации стоит ее подпись?
– Да, сэр.
– Регистрация проведена в нашем округе в соответствии с
законом?
– Да, сэр.
– У вас с собой фотостат регистрационной карточки?
– Да, сэр.
Гамильтон Бергер повернулся к судье Морану и заговорил
вкрадчивым голосом:
– Ваша честь, приближается время окончания слушания дел в
суде. Я прошу приобщить фотостат регистрационной карточки к делу в качестве
доказательства. Пока я еще не доказал, что подпись на ней, подтверждающая
покупку огнестрельного оружия, – это подпись Элеоноры Корбин, но завтра утром я
представлю все необходимое, в частности показания графолога. Я считаю, что тем
не менее мы уже сейчас имеем полное право приобщить фотостат к делу в качестве
доказательства.
– У меня нет возражений, – сказал улыбающийся Мейсон. Он не
проявлял никаких внешних признаков беспокойства, словно только что прозвучавшие
показания не были для защиты новостью. – Мы согласны на приобщение
регистрационной карточки, вернее ее фотостата, к делу в качестве доказательства
и, чтобы сэкономить время, согласны с тем, что подпись на ней – это подпись
обвиняемой. Представления дополнительных показаний по этому поводу не
требуется.
– Вы согласны? – удивился Гамильтон Бергер.
– Да, конечно, – продолжал улыбаться Мейсон.
– Прекрасно. Фотостат приобщается к делу в качестве
доказательства, – постановил судья Моран. – Секретарь, пронумеруйте и
проштампуйте его соответствующим образом. Заседание откладывается до десяти
часов завтрашнего утра.
Зрители встали со своих мест и повернулись к выходу. Делла
Стрит и Пол Дрейк направились к столу, отведенному для защиты.
Мейсон посмотрел на Элеонору.
– Это ваш револьвер? – спросил он.
– Мой.
– А как он оказался там, где его нашли?
– Мистер Мейсон, честное слово, клянусь всем святым, не
помню. Я носила его с собой для защиты. В последнее время было несколько
случаев нападений на женщин и… В общем, я веду довольно бурную жизнь, да и мне
частенько приходится носить драгоценности с места работы отца к нам домой. Сами
полицейские посоветовали мне приобрести револьвер. Это модель с размером ствола
в два дюйма и специально предназначена, чтобы легко помещаться в кармане или
дамской сумочке.
– А когда вы уехали из дома, чтобы, так сказать, провести с
любимым медовый месяц, вы взяли револьвер с собой?
– Да. Приходится в этом признаться – я попала в ловушку.
– Но у вас его не оказалось, когда вас забрала полиция?
– Очевидно, нет, – ответила она с легкой улыбкой. – У меня
практически ничего не оказалось. А судя по тому, что написали в газетах, я
вообще разгуливала по округе чуть ли не в чем мать родила.
– Нам сейчас не до шуток! – взорвался Мейсон. – Благодаря
этому револьверу вас обвинят в убийстве. Вы уехали из дома вместе с Дугласом
Хепнером. Его застрелили из вашего револьвера.
– Но это произошло через две недели после того, как я уехала
вместе с ним! За две недели столько всего может случиться.
– Все остальное не имеет значения. Его убили шестнадцатого
числа из вашего револьвера, в ста ярдах от того места, где вы, практически
голая, бегали в лунном свете.
– Вы на меня сердитесь, мистер Мейсон?
– Я просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что случилось. В
таком случае у меня появится шанс спасти вас от высшей меры наказания или
пожизненного заключения. Если вы его застрелили, то я, по крайней мере, стану
утверждать, что это была самооборона или оправданное обстоятельствами лишение
человека жизни.
– Боюсь, что вам это не удастся, – заметила Элеонора. – Вы
забываете, что пуля вошла ему в затылок. Самооборона в таком случае
исключается.
Надзирательница позвала обвиняемую.
– Надеюсь, что ваша память хоть частично восстановится к
десяти часам завтрашнего утра, – сказал рассерженный Мейсон, – потому что в
противном случае… – Адвокат замолчал, заметив приближающегося газетного
репортера.
– Мистер Мейсон, вы сделаете заявление для нашей газеты?
Адвокат дружелюбно улыбнулся журналисту.
– Никаких заявлений в настоящий момент, – ответил он. –
Скажу только одно: моя клиентка абсолютно невиновна.
– Это правда, что она совсем не помнит, что происходило в
ночь убийства?
– Потеря памяти – это предмет для обсуждения специалистов. Я
не считаю себя специалистом в данном вопросе. Спросите у кого-то из психиатров
о возможных последствиях шока. Пока я ничего больше вам открыть не могу.
– Ваша защита будет строиться на потере памяти клиенткой?
– Я не намерен в настоящий момент разглашать, как будет
строиться моя защита, – по вполне понятным причинам. Однако готов заявить – и
разрешаю вам меня цитировать, – что до окончания слушания Гамильтон Бергер
чрезвычайно удивится.
С улыбкой уверенного в себе человека Мейсон собрал лежавшие
на столе бумаги, сложил их в портфель и защелкнул замок.
Адвокат взял Деллу Стрит под локоть, кивнул Полу Дрейку и
прошептал:
– Давайте пойдем куда-нибудь, где сможем поговорить.
Мейсон направился через кабинет секретаря суда в коридор,
потом зашел в комнату, где свидетели обычно дожидаются вызова в зал суда, и
плотно закрыл дверь.
– М-да, неприятная ситуация, – вздохнул он.
– Как противостоять подобному стечению обстоятельств? –
спросил Дрейк.
Мейсон пожал плечами.
– Теперь понятно, почему Гамильтон Бергер требовал
немедленного слушания, – продолжал сыщик. – Боже, Перри, тебе ее не вытащить.
Мейсон скинул пиджак, засунул большие пальцы в проймы жилета
и принялся ходить из угла в угол.
– Как бы мне хотелось, чтобы моя клиентка открыла правду! –
воскликнул Мейсон.
