Груочь была ошеломлена. Она и представить себе не могла, что
Иэн Фергюсон так.., так замечательно сложен. Джеми Мак-Дуфф был великолепен как
любовник, но ничем не прикрытое мужское естество Иэна Фергюсона, абрис которого
она успела уловить достаточно отчетливо, обещало множество соблазнительных
удовольствий… Может, Риган все-таки была права? Мамы вскоре не станет. Вражды
между кланами больше нет. Ее дитя, дитя Мак-Дуффа, унаследует все, месть будет
совершена, а после.., после она, Груочь Мак-Дуфф, с радостью соединит оба клана
еще более крепкими узами — узами крови, как того и хотел Мак-Фергюс… Что же до
ее сестрицы Риган, то, что бы ни случилось этой ночью в спальне, от нее вскоре
избавятся: она уедет в обитель Святой Майры, чтобы прожить там до конца дней
своих…
— Займись матерью, Риган Мак-Дуфф! — приказал ей Мак-Фергюс.
— А я подожду тут, у дверей спальни, чтобы убедиться в том, что мой сын сделал
все как надо и что твоя сестра сохранила девственность, как того требуют
обычаи! Ну а если я увижу, что Мак-Дуффы сыграли с нами злую шутку… — он провел
пальцем по горлу, издав при этом недвусмысленный звук.
— Милорд, — спросила девушка, — как вы могли подумать, что
Груочь утратила девственность до свадьбы и обманула вас?
— Ваш единоутробный брат Дональд говорил мне, что она что-то
чересчур дружна с молодым Джеми Мак-Дуффом…
— Не спешите верить Дональду. В его обычае лгать — и все
затем, чтобы разжечь между нами вражду… Мама за это не раз его била, притом
очень больно. И Груочь, и я в прекрасных отношениях с кузеном Джеми, но между
нами очень чистые отношения, клянусь вам! К тому же они ни разу не остались
наедине, я всегда была с ними: мама настаивала на том, чтобы мы соблюдали все
приличия…
— Ты добродетельная девица, Риган Мак-Дуфф, — сказал ей
Мак-Фергюс. — А теперь иди к матери — облегчи ей своим присутствием последние
минуты.
— А вы.., вы не пойдете с нею проститься?
— Мы уже сказали друг другу последнее» прости «, — ответил
он и подтолкнул ее в сторону лестницы. А затем все внимание его сосредоточилось
на том, что происходит в спальне новобрачных…
…Горела лишь одна свеча. Иэн Фергюсон гордо выпрямился во
весь рост, демонстрируя девушке свою мужскую гордость.
— Ну?
— Что» ну «? — отвечала девушка. Сердце Риган бешено
колотилось, но она не выказывала страха перед мужчиной.
— Как, по-твоему, Груочь, замечательное орудие, а?
Мой жеребец еще даже и не встал на дыбы, а у этой
малютки-монашки глаза раскрылись на пол-лица! Она-то никогда не узнает, что это
такое, — ни со мною, ни с кем другим. Бедняжечка! А все-таки жаль, что я не
какой-нибудь неверный и не могу взять в жены вас обеих. У наших предков было по
несколько жен… А язычники-саксонцы и сейчас содержат гаремы! Признайся,
малышка, хотела бы ты делить меня с кем-нибудь?..
— До меня дошли слухи, что дело давным-давно так и обстоит,
— парировала Риган. — Говорят, что в округе не менее дюжины твоих отпрысков,
Иэн Фергюсон. Но, как бы то ни было, дети, которых рожу тебе я, положат конец
нашей розни и будут твоими законными наследниками, супруг мой.
— А ты смелая… с»
Иэн не знал, что делать: ударить ее за такую наглость или
сделать вид, что ничего не произошло. Он обнаружил, что ему по сердцу ее
бесстрашие.
— Дональд говорит, что ты наставляла мне рога с Джеми
Мак-Дуффом, Груочь. Ну, если это так — я убью тебя и возьму в жены
крошку-монашку!
— Дональд лгун, — спокойно отвечала она. — Идите сюда, мой
господин, и убедитесь сами, девственна я или нет.
«Дональд заплатит за это», — подумала про себя Риган,
протягивая руки навстречу Иэну Фергюсону.
Он отбросил одеяло, скрывавшее се юное тело. У нее были
прелестные маленькие грудки и высокая талия. Кожа ее была цвета сливок. Он
протянул руку, чтобы потрогать. Ах, какая гладкая, какая нежная… Потом коснулся
ее золотого локона. Волосы мягкие, словно пух… Склонившись над девушкой, он
поцеловал ее второй раз за день — и тут же в нем проснулась похоть. Он
вскарабкался к ней на постель и сомкнул руки вокруг ее тела.
Риган сморщила носик. От Иэна Фергюсона несло потом и
лошадьми. Надо же, не потрудился помыться даже перед свадьбой! И, хотя ей и
было любопытно, как все происходит между мужчиной и женщиной, она не завидовала
сестре… Подумаешь, подарок! Рука его вдруг скользнула вниз, проникла меж бедер,
трогая ее там, где, как она полагала, никто и никогда ее не коснется. Он
придавил ее к постели всем телом, другая рука блуждала по ее груди… Риган
закусила губу, чтобы не закричать — его грубое поведение начинало уже пугать
ее. Но она вовремя вспомнила предупреждение Груочь. Не дай ему почувствовать,
что ты боишься!
Она вывернулась из его объятий:
— Что я должна делать, Иэн? — Должна же ведь и я делать
что-то, разве нет?
Изумленный, он уставился на нее:
— Чего? Нет, дорогуша, тебе ровным счетом ничего делать не
надо. Сейчас ты станешь моей. Просто лежи.., и будь хорошей девочкой. В постели
все делает только мужчина. — Он вновь прижался губами к ее рту и всунул язык
так глубоко туда, что Риган чуть не вырвало.
Риган была ошеломлена. Так значит, женщина просто должна
лежать тихо, как мышонок? С какой тогда стати многим из них так все это
нравится? Но, может быть, когда они приступят к делу, что-нибудь прояснится? По
крайней мере, то, что происходит сейчас, до ужаса противно…
— Раздвинь-ка ножки, милашка! — приказал Иэн, и, как только
она повиновалась, он оказался между ее ногами. «Ее смущение неопровержимо
доказывает ее девственность», — подумал про себя Иэн. Ну, он всыпет Дональду по
первое число, если только тот солгал! Иэн Фергюсон устроился поудобнее и грубо
вошел в ее тело, но тут же натолкнулся на преграду. Так вот она, ее
девственность, возликовал он, потом чуть подался назад, но лишь затем, чтобы
еще яростнее устремиться к заветной цели…
Риган громко вскрикнула от изумления и острой боли, которая
тут же распространилась на всю поясницу. Позабыв советы Груочь, она принялась
бороться с Иэном изо всех сил, молотя кулачками по, его волосатой груди, а тот,
не обращая внимания на ее протесты, продолжал свое дело размеренно и Мощно…
— Ты делаешь мне больно, Иэн! — рыдала она. — Прекрати!
Прекрати!
Но он словно ее не слышал. Член его двигался в ней все
быстрее и быстрее, и вот Иэн громко застонал и, покрытый потом, распростерся на
ней.
— О Иисусе, ну и трудно было, детка, — твой потаенный проход
еще так узок, но мы поможем горю, мой жеребец и я… — горячо зашептал он ей на
ушко. Затем он слез с постели, взял свечу и, приподняв ее повыше, с ухмылкой
осмотрел ее бедра, простыню и свой теперь уже обмякший член — все было запятнано
алой кровью. Подойдя к двери, он распахнул ее:
