— Любишь ли ты его?
— Люблю, — отвечала Ома. — Но и тебя тоже, добрая моя
госпожа.
— Если ты любишь его, — отвечала Зейнаб, — тогда ты должна
выйти за него замуж. — Она завладела руками подруги:
— О-о-о, моя Ома, не будь ты дурочкой! Я ведь тоже люблю
тебя. Более близкой подруги у меня никогда не было — но рядом с
Аллаэддином-бен-Омаром ты изведаешь истинное счастье! Ты получишь свободу и
завидное положение в обществе — ведь ты будешь супругой главного визиря! У тебя
будет много детей, а я ведь знаю, что ты об этом мечтаешь. Но главное: у тебя
будет любовь достойного человека! Не отказывайся от всего этого лишь ради того,
чтобы остаться при мне. Ома! — глаза Зейнаб наполнились слезами. — Дражайшая
моя Ома, если бы Судьба подарила мне то, что дарит тебе, я была бы
счастливейшей женщиной в мире!
— У тебя есть Нази.., и Мораима… — медленно сказала Ома.
— Мы с Нази друзья, и, безусловно, за это я благодарна Небу.
Я должна жить так, как предназначено мне Богом, но ты вовсе не обязана делить
со мною мою судьбу, моя добрая Ома! Я хочу, чтобы ты начала новую жизнь, став
женою Аллаэддина-бен-Омара и матерью его детей. За то, что само идет тебе в
руки, я душу бы заложила! Но в моей жизни не будет более любви… Единственный
человек на свете, которого я люблю, не может любить меня. Судьба невероятно
благосклонна к тебе, моя Ома. Если ты и в этот раз отвергнешь ее щедрый дар, то
до конца дней своих будешь терзаться раскаянием! А я.., я скажу только, что
таких дур земля еще не рождала!
Ома залилась слезами:
— О-о-о, госпожа, сердце рвется пополам! Я хочу, я жажду
стать женою этого чернобородого негодяя, но мысль, что для этого мне надлежит
тебя оставить, просто невыносима! Ну кто приглядит за тобою, кто утешит…
— Я попрошу Нази приказать прочесать все невольничьи рынки и
отыскать невольницу родом из Аллоа, — сказала Зейнаб. — Она, конечно, не
заменит мне моей дражайшей Омы, но займет при мне свое место. Выходи за визиря,
Ома! В конце концов, учти: ты тоже не молодеешь! Тебе уже шестнадцать, а в
твоем возрасте я была уже матерью Мораимы! — поддразнила подругу Зейнаб. — Если
ты будешь тянуть кота за хвост, то визирь вынужден будет найти себе молоденькую
и свеженькую женушку!
— Будто кто-то польстится на него, на этого чернобородого
злыдня! — Ома улыбнулась дрожащими губами:
— Но все вправду будет хорошо? Ты не будешь страдать, если я
выйду за него и покину тебя?
Зейнаб крепко обняла подругу.
— Ты не покидаешь меня, Ома, — уверила она девушку. — А
теперь беги и объяви «злыдню»о своем решении. В твоей власти сделать его
счастливейшим из смертных! Я дам за тобою богатое приданое, а Нази проследит,
чтобы выкуп за невесту был достойным!
— Ты вполне уверена, что охотно отпускаешь Ому? — спросил
Хасдай-ибн-Шапрут, лежа с Зейнаб ночью в постели.
— Она любит его… — последовал тихий ответ. — Никому не дано
права попирать любовь, хотя многие посчитают меня сентиментальной дурочкой. Не
будешь ли ты так добр договориться о брачном выкупе за нее? Это будет для нас
величайшей честью… Да, нам понадобится еще и имам, дабы засвидетельствовать ее
официальное освобождение и заверить брачный договор.
— Я попрошу князя поговорить с имамом, а сам займусь
переговорами о выкупе… — Он двумя пальцами приподнял с подушки золотой локон
Зейнаб. — Расскажи, что ты сделала с Али Хассаном… Что это было за безумное
наслаждение, которое убило его?
— Али Хассан сам убил себя, — апатично промолвила Зейнаб. —
Сердце его дотла сожгла похоть, мой господин… Мне кое-как удавалось держать его
на безопасном расстоянии до той самой ночи, когда вы отыскали нас наконец. В
конце концов мне пришлось уложить его в постель… Я связала ему руки и ноги
шелковыми шнурами. Потом прибегла к сладкой пытке, которая у любящих вызывает
обоюдный восторг, но для Али Хассана явилась смертным приговором — хотя я и не
предполагала…
Он притянул ее золотую головку к самому своему лицу и, нежно
целуя ее, прошептал:
Сделай со мною то же, что и с Али Хассаном, моя обожаемая
маленькая злодейка!
— А не боишься, что тебя постигнет та же участь, господин
мой? — поддразнила Нази втайне шокированная Зейнаб. Его карие глаза пристально
глядели на нее:
— Я ничего не боюсь…
Будь на месте Нази другой, Зейнаб нашла бы способ увильнуть,
но Хасдая обуяло острейшее любопытство… Она поднялась с ложа и принесла свою
золотую корзиночку. Порывшись в ней, она вынула два шелковых шнура и связала
Нази. Начала она с того, что присела поверх его бедер и принялась поигрывать
собственной грудью. Зачарованный, он наблюдал, как она сунула пальчик в рот,
пососала, а потом стала водить им вокруг сосков, которые на глазах твердели…
Затем она начала мучительно-сладко ласкать его, а когда он
вполне возбудился и уже силился высвободиться, Зейнаб села так, чтобы он мог
как можно лучше ее видеть — и стала забавляться со своею тайной жемчужинкой,
покуда дыхание ее не стало прерывистым, а щеки не окрасились румянцем… Хасдай
изо всех сил силился разорвать прочные шелковые путы, обуреваемый мучительным
желанием тотчас же овладеть этим дивным телом — и тут Зейнаб, смилостивившись,
опустилась на его трепещущий член и принялась медленно двигаться. Когда же
терпение его истощилось, Зейнаб освободила его от шнуров и, опрокинув ее на
спину, Нази яростно проник в нее, и вскоре вместе они достигли райского
блаженства…
После, сжимая ее в объятиях, он говорил:
— А что еще ты скрыла от меня, моя дорогая? Какие еще
сладкие игры тебе ведомы? В следующий раз я сам свяжу тебя — и исполню роль
палача. Ты не возражаешь?
— Мой господин, дарить тебе наслаждение — это мой долг…
— Да будет так! — торжественно провозгласил Нази и почти
тотчас же уснул, утомленный и удовлетворенный…
Зейнаб какое-то время лежала без сна, но когда поняла, что
ей не удастся уснуть, встала и надела простой кафтан из белоснежного шелка.
Выскользнув из покоев так тихо, что шитые золотом портьеры даже не колыхнулись,
она оказалась в саду. Была ночь полнолуния, и серебряный диск таинственным
светом своим заливал окрестности. Она шла медленно, вдыхая аромат роз,
никоцианы и своих обожаемых гардений… Ночь была теплая, и легчайший ветерок
слегка поигрывал ее золотыми волосами…
…Она должна взять себя в руки. Душою и сердцем подготовиться
к возвращению в Аль-Андалус — и к долгой жизни, полной страсти без любви…
…Я больше не хочу быть Рабыней Страсти, вдруг поняла Зейнаб,
Впервые она, пусть даже мысленно, позволила себе произнести эти слова! Я хочу
быть женою Карима, матерью его детей… Я отдала бы все, что имею, за это райское
счастье! Я согласилась бы до конца дней своих прожить в шатре из грубой козьей
шкуры, есть с деревянных тарелок, если Аллах снизошел бы к моим мольбам! Как
ненавижу я свою жизнь!..
