Мариам Га-Леви была глубоко тронута просьбой Зейнаб. Да, эта
женщина — добрая мать…
— Я выполню твой завет, моя госпожа. Верь мне, — пообещала
она. — А как звали твою дочь?
— Принцессу звали Мораимой. — Голос Зейнаб прервался, а на
глаза навернулись слезы — она все еще не в силах была выговорить имя дочери,
при этом не расплакавшись… Да, Зейнаб уже понимала, что Мораима скончалась бы
так или иначе, но все еще терзалась виною за то, что не была в этот тяжелый
момент рядом с ребенком…
— Я провожу Мариам Га-Леви на кухню, — вовремя вмешался
Наджа. — К тому же ей надо осмотреть ее комнаты, госпожа. И, поманив Мариам
пальцем, Наджа поспешил прочь, давая госпоже возможность овладеть собою.
— Она любила свое дитя… — понимающе кивнула Мариам Га-Леви.
— Мы все любили маленькую госпожу Мораиму, — тихо промолвил
Наджа.
Гардероб невесты положено было обновить полностью. А
поскольку Зейнаб взяла на себя заботы об устройстве хозяйства Нази и прочих его
нуждах, то Хасдай в свою очередь озаботился приданым невесты: он и оплачивал
расходы, и подыскивал искусных портних. Вскоре мастерицы прибыли в дом, куда
навезли уже уйму роскошных и ярких тканей. Надобно было нашить множество
сорочек, панталон, кафтанов, накидок, покрывал, и Бог еще знает чего… Каждая
вещь заботливо и искусно расшивалась серебром и золотом, отделывалась
бесценными геммами. Теплые зимние одежды простегивались или подбивались
драгоценными мехами. Приезжал дамский башмачник, чтобы снять мерку с изящной
ножки Зейнаб — ведь молодая женщина, которой вскоре предстояло стать супругой
князя Малики, должна была быть изысканно обута! Работа кипела вовсю — и вот уже
через полмесяца все было готово.
Хасдай сделал Зейнаб свадебный подарок — дивное колье,
усыпанное бриллиантами и чистейшей воды сапфирами:
— Я ведь до сих пор ничего тебе не дарил… Мне бы это и в
голову не пришло, не спроси меня сам калиф о том, что я подарю тебе на свадьбу…
Зейнаб была потрясена его щедростью:
— Я не знаю, что и сказать, господин мой… Это дивный
подарок!
— Абд-аль-Рахман тоже прислал что-то для тебя. — И Хасдай
вручил Зейнаб небольшой бархатный мешочек.
Развязав его, Зейнаб высыпала содержимое себе на ладонь — и
ослеплена была блеском и сиянием сказочных самоцветов. У нее перехватило
дыхание — это было целое состояние!
— Поблагодари его от моего имени, но передай ему вот еще
что… Что самый желанный дар для меня был тот, о котором я единственный раз
просила его… Скажи ему, что я скорблю всем сердцем — ведь я не смогла его
уберечь…
Некоторое время они молчали. Потом Зейнаб встряхнула золотой
головкой и сказала:
— А ведь и у меня для тебя есть прощальный подарок, Хасдай.
Но сперва пойдем и искупаемся вместе.
Новая прислужница Зейнаб — девушка, окрещенная Раби, —
одновременно постигала и новый для нее язык, и обычаи… Неизвестно, что было
трудней: ломать язык, с трудом выговаривая слова незнакомого наречия или
прислуживать в бане обнаженным мужчине и женщине одновременно… Щечки девушки
пылали, и жар от раскаленной каменки тут был вовсе ни при чем. Но за короткое
время Раби успела уже всем сердцем привязаться к госпоже и готова была сделать
для нее все — даже обнажиться, выполняя свои обязанности банщицы, перед
посторонним мужчиной.
Раби заранее предвкушала путешествие — Зейнаб уже рассказала
девушке о предстоящем браке. Раби пытала госпожу:
— А что, там, куда мы едем, все тоже в бане голышом ходят,
госпожа?
Зейнаб кивнула с озорным блеском в глазах и, повернувшись к
Хасдаю, сказала:
— Бедняжка Раби еще совсем дикарка… Наджа с хохотом
рассказывал мне, как в первый раз привел ее в баню — она наотрез отказывалась
раздеваться! Он в лепешку расшибся, уговаривая ее — ведь она практически не
понимает языка! И вот, вконец отчаявшись, он взял да разделся сам… Раби же с
визгом выскочила в сад, а бедный Наджа вынужден был одеться и прийти ко мне,
умоляя разыскать беглянку и объяснить ей, что так положено и нет в этом «ничего
непристойного…
Хасдай от души расхохотался:
— Этот мучительный румянец вовсе ее не красит — да еще эта
россыпь веснушек… Думаю, мне следует всеми силами сдерживаться, чтобы не
напугать бедняжку до смерти — ну, ты понимаешь, о чем я…
Зейнаб отпустила Раби, и они вдвоем с Хасдаем воротились в
спальню. Там изумленный Нази обнаружил дивной красоты юную женщину. Она была
совершенно обнажена. Кожа ее, молочно-белая, контрастировала с дивными черными
кудрями, а яркие фиалковые глаза так и лучились… Хасдай-ибн-Шапрут ошеломленно
уставился на нее — и вдруг ощутил уже знакомое ему волнение крови… Он поглядел
на Зейнаб.
Она ответила ему нежной улыбкой.
— Это Нилак. Она персиянка, живет на Улице Куртизанок в
городе. Она станет навещать тебя каждую среду и воскресенье. Постарайся не
забывать об этом, Хасдай, и не томить девушку одиночеством, — поддразнила его
Зейнаб. Затем взяла его за руку:
— Иди сюда, мой господин… Сейчас мы с Нилак подарим тебе
минуты блаженства… — Она подвела Нази к постели, и они все втроем улеглись на
нее.
— Поцелуй девушку, — велела ему Зейнаб.
К своему собственному удивлению, Нази сам этого жаждал. Он
заключил Нилак в свои объятия и губами нашел ее рот. Дыхание девушки было
свежим, а поцелуй — опьяняюще-страстным… Тело ее издавало аромат сирени.
Разомкнув объятия, он спросил:
— Ты умеешь говорить, Нилак?
— Разумеется, господин мой Хасдай, — рассмеялась она. Смех
ее был звонок и заливист, словно журчанье ручейка, бегущего по цветным
камушкам, а голос благозвучен и мелодичен. — Я польщена тем, что госпожа Зейнаб
выбрала именно меня, чтобы служить тебе…
Нази снова взглянул на Зейнаб, протянул руки и обнял ее. Она
медленно потянулась к его губам и нежно поцеловала его. Хасдай вдруг отчетливо
осознал, что никогда прежде и не воображал себе, что может оказаться в подобной
ситуации… Переводя взгляд с одной красавицы на другую, он честно сказал:
— Я потрясен, милые мои, но понятия не имею, что делать
дальше… У меня всего лишь пара рук, да вот еще губы, ну и…
Женщины звонко рассмеялись, а Нилак сказала:
— Предоставь все нам, мой господин. Ты вскоре убедишься, что
с легкостью ублажишь нас обеих… — Гибким движением скользнув из его объятий,
она окутала его облаком своих черных волос и, взяв в рот его член, принялась
посасывать…
А тем временем Зейнаб, нежно обхватив голову Хасдая,
дразнящим движением проводила язычком по его губам… Губы его раскрылись — и
горячие языки переплелись, играя. Одновременно руки мужчины нашли нежную грудь
и принялись ее ласкать… Голова Хасдая шла кругом от невероятных ощущений.
Зейнаб чуть приподнялась — и пальцы его тотчас же нашли венерин холм, проникли
меж потайных губок, стали умело ласкать тайную жемчужину, время от времени
погружаясь в горячие недра, имитируя движения члена…
