— Вот и готово… — сказала Нилак. И, пока она опускалась на
возбужденный член, мало-помалу вбирая его в себя, Зейнаб вытащила из-под головы
и плеч Хасдая все подушки. Руки его инстинктивно потянулись к высокой груди
Нилак, а Зейнаб тем временем присела на корточки, предоставив все свои
сокровища губам и языку Нази. Горячий и искусный язык тотчас же стал порхать
взад-вперед по крошечному средоточию женственности, твердевшему и наливавшемуся
прямо у него на глазах. Сердце Нази бешено колотилось. Все чувства его
воспламенились. Сознание его время от времени затуманивалось — столь сильны и
необычны были эти сладострастные ощущения… Любовный сок извергнулся из его
чресел с силой, неведомой прежде… Обе женщины уже стонали и вскрикивали от
наслаждения — и вот все трое распростерлись без сил на ложе, сплетясь в единый
клубок, истомленные и удовлетворенные…
Когда, наконец, сердце Зейнаб перестало колотиться, словно
пойманная пташка в силках, она спросила Нази:
— Так ты согласен, чтобы Нилак навещала тебя, господин мой?
— Она нежно улыбнулась Хасдаю.
— Разумеется, я буду счастлив, — страстно воскликнул он,
вновь заключил девушку в объятия и поцеловал ее сочные губы. — Ты сегодня
подарила мне минуты счастья, Нилак. Я рад буду видеть тебя здесь.., после того
как госпожа Зейнаб уедет.
— Благодарю тебя, господин мой, — учтиво и нежно отвечала
Нилак. Затем, поднявшись с ложа, она выскользнула из спальни.
— Она вернется? — спросил Нази Зейнаб. — Она совершенно
восхитительна — и вместе с тем так непохожа на тебя, Зейнаб! Да, я всячески
отнекивался, но теперь сердечно благодарен тебе за то, что ты отыскала мне ее…
Уверен, мы проведем с нею немало сладких ночей.
— Нынче она не воротится, мой господин, — отвечала Зейнаб. —
Я лишь хотела, чтобы впервые вы с нею встретились в моем присутствии, чтобы ты
более не стеснялся незнакомки. Ты был великолепен, господин мой. Я была хорошей
наставницей…
А утром, проснувшись, Зейнаб не обнаружила подле себя
Хасдая, но на подушке лежал свежесорванный цветок — белая пышная гардения.
Зейнаб улыбнулась с нежностью. Какая жалость, что Хасдай не собирается
жениться! Он настоящий романтик! Она от всего сердца надеялась, что юная
куртизанка Нилак сумеет оценить Нази по достоинству — но, возможно, Хасдай и не
раскроется перед Нилак так, как перед нею, Зейнаб, первой женщиной, с которой
рука об руку вошел в дивный мир страсти…
Зейнаб увиделась с Хасдаем лишь через двое суток, в день
своего отъезда. А предстояло ей проплыть вниз по Гвадалквивиру до самого устья,
затем посуху добраться до Джабал-Тарака, пересечь воды пролива и оказаться уже
в Ифрикии, где ее должны были со всеми почестями встречать посланные из Малики.
Все ее приданое и пожитки были уже погружены на борт корабля, носящего громкое
имя» Абд-аль-Рахман «. Наджа, Аида и Раби были вне себя от волнения, когда
приехал Нази с пышным эскортом, дабы препроводить Зейнаб на борт судна.
Хасдай-ибн-Шапрут явился во всем блеске — в прекраснейших парчовых одеждах,
изукрашенных жемчугом и бриллиантами, а на гордой голове его красовался
роскошный тюрбан.
— Нам надо успеть до отлива, госпожа, — почтительно сказал
он и помог Зейнаб сесть в крытые носилки.
Когда они добрались до гавани, он лично проводил ее в
специально оборудованную для нее каюту.
— Калиф лично посоветовал избрать такой маршрут — море
частенько штормит поздней осенью. Корабль отплывет от Джабал-Тарака не ранее,
чем установится хорошая погода. Мы оба от всего сердца хотим, чтобы твоей жизни
ничто не угрожало, Зейнаб.
— А не было ли ответа от Карима? — полюбопытствовала она.
Хасдай покачал головой:
— Князь Малики не имеет ни малейшего представления о том,
кого великий калиф посылает ему в качестве невесты, Зейнаб. В этом и
заключается наша невинная шутка — искренне надеюсь, что ты простишь нас… Зная
Карима, я уверен, что он вне себя от злости: ведь не может же он отказаться от
невесты, которую посылает ему сам владыка! Воображаю себе, как он будет
потрясен, когда увидит ту единственную, которую всем сердцем любит… — Нази
притянул к себе Зейнаб и запечатлел на ее челе отеческий поцелуй:
— Да хранит тебя Господь, надзирающий за всеми нами! Да
благословит он твое путешествие и твое будущее счастье! Я никогда не забуду
тебя, моя дорогая. — Хасдай отступил на шаг и, кинув на Зейнаб прощальный взор,
почтительно склонился и вышел из каюты.
Слезы неудержимо заструились из-под век Зейнаб. Он был ее
любовником, ее добрым другом… Она будет скучать по нему. И если бы не его
необыкновенная проницательность и столь же поразительная сердечность, не плыла
бы она теперь навстречу любимому…» Я никогда не забуду тебя, Хасдай «, — тихо
молвила Зейнаб ему вслед. Снаружи послышались крики матросов — они уже
отвязывали канат, удерживающий корабль у пристани… Сердце ее вдруг
преисполнилось сладким волнением. Она возвращается домой. Домой, в Малику. К
своему Кариму!
— Невеста? Калиф шлет мне невесту? — Карим-ибн-Хабиб, князь
Малики глядел на своего визиря Аллаэддинабен-Омара беспомощным взором.
— Да, мой господин, — неумолимо отвечал тот. — Калиф пишет
черным по белому, что, по его мнению, тебе следует незамедлительно жениться и
продолжить свой славный род — ты ведь последний мужчина из рода ибн-Маликов. Он
пишет также, что давняя преданность твоей семьи должна быть достойно
вознаграждена. Посему он решил самолично избрать для тебя достойную невесту.
Она будет здесь примерно через месяц, господин мой.
— Но ведь я ясно сказал Хасдаю-ибн-Шапруту, что не намерен
более жениться! — Карим разгневался: он чувствовал, что без вмешательства
Хасдая тут не обошлось. — Также припоминаю, что уведомил Нази о том, что
наследником моим станет сын покойной сестры. Почему он не передал, моих слов
калифу, Аллаэддин?
— Возможно, он и сделал это, мой господин, — отве чал
визирь. Он не был уверен, что следует доводить до сведения князя одну
маленькую, но важную подробность: хотя письмо и подписано рукою калифа, но
запечатано личной печатью Хасдая, а не Абд-аль-Рахмана… Будучи осмотрительным,
он предпочел скрыть это от своего друга.
— Я не желаю никакой невесты, Аллаэддин! — сказал князь. —
Мне достаточно трагедии с Хатибой! Словно животное, я совокупился с нею и зачал
дитя, хотя ни в грош ее не ставил! Я не смогу снова так поступить! Нет,
Аллаэддин, нет! — Он был непреклонен, а сапфировые глаза лучились
решительностью.
— Ты не можешь оскорбить калифа! — возразил визирь. Он твой
владыка. Карим, а ты всего лишь его слу га. — Аллаэддин-бен-Омар отбросил
этикет и принялся взывать к здравому смыслу: Карим порою бывал до изумления
упрям. — Подожди, по крайности, пока не увидишься с девушкой! Я знаю, что место
Зейнаб никто в твоем сердце занять не властен, добрый мой друг, но вдруг этой
девушке удастся доказать тебе, что в сердце твоем хватит места и для нее?
Только не отталкивай… Карим перебил друга:
