— И я… — сказала Груочь. Голос ее смягчился. — Правда, я
вовсе не хочу, чтобы ты уезжала, но старик тверд в своем решении. Он говорит,
что ты своим присутствием здесь лишь искушаешь клансменов Мак-Дун, моя Риган…
— И он прав, — отвечала сестра. — Джеми Мак-Дуфф так просто
напрямик предложил мне пойти за него и восторжествовать над Фергюсонами, но я
прогнала нахала.
Причем передала ему, будто ты сказала, что Иэн как любовник
даст ему сто очков вперед.
— Да, это так, — хихикнула Груочь. — Ты права была, когда
назвала его жеребцом, моя Риган. Я сейчас уже почти жалею, что беременна — ведь
скоро живот мой станет настолько велик, что я не смогу ублажать его. Тогда он
снова пойдет по деревенским бабам…
— Ты уже сказала ему, Груочь?
— Нет, но скоро обрадую. — Груочь улыбнулась. — Он надуется
от гордости как петух, да и старик растает от счастья, — заключила она.
«…Она довольна», — подумала Риган. — Возмездие, задуманное
нашей матерью, совершается, но, похоже, Груочь нет до этого уже ровным счетом
никакого дела. Она просто счастлива, что стала женою Иэна Фергюсона, правда, не
пойму с чего… Нет, конечно, он смазливый парень, но неотесанный и грубый. С
каждым годом он все более будет походить на отца. Хотелось бы поглядеть, каковы
будут их детки, но этого я никогда не увижу. Скоро, очень скоро я покину Бен
Мак-Дун. Когда-то я думала, что мне будет больно, но теперь… Груочь нашла свое
место под солнцем, а вот я нет.«
Погожим весенним утром Риган Мак-Дуфф покидала то, что всю
жизнь считала родным домом. Путешествие должно было занять не менее двух недель
— им предстояло пересечь Аллоа и попасть в область, именуемую Стратклайд, в
юго-западной оконечности страны. Девушку сопровождали воины обоих кланов.
Старый Мак-Фергюс показал ей небольшой, но увесистый ларец, который затем
вручил капитану стражи.
— Твое наследство, кроха, — сказал он. — Эндрю
собственноручно вручит его матери Уне. — Затем, почувствовав, что девушка в
смятении, прибавил:
— Обитель Святой Майры находится на самом побережье. Я знаю,
милая, ты ведь никогда не видела моря. Оно может быть прекрасным, и пугающим,
яростным и бурным. А в ясный день ты сможешь увидеть даже скалы Эйре, земли
кельтов, по ту сторону пролива. Аббатисой в обители моя родственница Уна, по
крайней мере, была ею, когда ты родилась. Она добрая женщина, насколько мне
известно… Ну а если ее там уже нет — все равно: твое имя давно занесено в
тамошнюю книгу, тебя ждут, тебя примут. Отныне там твой дом.
— А здесь я теперь чужая, милорд? — храбро спросила Риган.
Мак-Фергюс вздохнул:
— Боюсь, не быть тебе доброй монашкой, но что еще могу я
сделать для тебя, милая? У Бен Мак-Дун может быть только одна наследница, та,
которая сейчас стала женою моего сына. У них вскоре родится дитя. Ты опасна для
нас, Риган Мак-Дуфф. Даже не произнося ни слова, ты можешь одним своим
присутствием поднять клан Мак-Дун на мятеж против нас, Фергюсонов, а этого я не
допущу! Ты ведь не глупышка. Ты все понимаешь…
— Да, — кивнула Риган. — Но это не значит, что все это мне
по душе. А могу я остаться? Я не допущу волнений среди Мак-Дун! Буду сидеть
тише воды, ниже травы. Для меня невыносима мысль, что меня заточат навеки…
— Раскрою тебе один секрет, детка, — сказал Элэсдейр
Фергюсон. — Сперва придется научиться терпению. Пока ты молода, это будет
нелегко… А потом, дитя, стремись к власти там, за монастырскими стенами. Ты
ведь явно не удовлетворишься положением простой монахини — и добро! Познав
власть, ты обретешь и покой. А теперь пойди и простись с сестрой.
Груочь и радовалась, и печалилась из-за отъезда сестры.
Сознание ее раздвоилось: одна половинка испытывала облегчение. Ведь Иэн
частенько поддразнивал ее, говоря, что когда-нибудь может их ненароком спутать…
А что, если он по ошибке окажется в постели крошки-монашки, как он всегда
называл Риган? В этой шутке была доля правды, что крайне волновало Груочь… К
тому же Риган знала ее тайну. А если в замке не будет Риган, то Груочь сможет
сделать вид, что дитя, шевелящееся у нее под сердцем, и впрямь от Иэна — ведь
мать унесла тайну с собой в могилу. Более никто ни о чем не подозревал.
…И все же Риган была такой же частью ее, как, например,
правая рука или нога. Они всю жизнь были неразлучны — а теперь им предстоит
расстаться навеки. И вряд ли они когда-нибудь снова свидятся…
Сестры крепко обнялись, цепляясь друг за друга в тщетном
порыве… Слова были бессильны. Потом Риган помогли взобраться на низкорослую
лошадку. Она всего раз обернулась — но увидела лишь, что Груочь рыдает на плече
мужа. Она даже не помахала рукой на прощание…
Они ехали куда быстрее, нежели предполагала Риган. Деньки
стояли погожие, а ее свита хотела поскорее Доставить девушку в обитель и
убраться восвояси домой. Воинам было неуютно в незнакомых землях. Сначала они
ехали на запад, затем повернули на восток. И если бы не грустная цель
путешествия, Риган от души наслаждалась бы… Она была очарована красотою
природы. А ночами они вставали лагерем у самой дороги, лишь изредка находя
приют в обители какого-нибудь монашеского ордена. Все воины, сопровождавшие ее,
будь то Мак-Дуффы или Фергюсоны, были с нею неизменно почтительны — и не более.
Чему, кстати, девушка была несказанно рада: никаких склок, никаких плановых
распрей…
Наконец, они выехали на дорогу у самого побережья, и вид
моря поразил Риган. Казалось, оно безбрежно, бесконечно…
— У него и вправду нет конца и края? — вслух спросила она.
— Представляю себе, как какая-нибудь девушка на том берегу
спрашивает в точности о том же… — с улыбкой отвечал капитан стражи. Он был
Мак-Дуфф, и хотя всем сердцем сочувствовал Риган, но вовсе не хотел возрождения
старых родовых распрей между Мак-Дуффами и Фергюсонами. Семейные люди всегда
предпочитают мир…
Вскоре погода переменилась: с моря подул холодный ветер, и
закапал дождь, поэтому обитель Святой Майры выглядела не слишком гостеприимно,
когда они постучались у ворот. Большое серое здание за высокими стенами,
сложенными из огромных булыжных глыб, стояло на самом берегу моря. Привратница,
маленькая и суетливая монашка, впустила Риган и капитана.
— Прошу вас, подождите, — сказала она тихо и смущенно. —
Пойду и доложу матери Юб, что у нас гости.
— А мать Уна? Она больше не аббатиса? — спросила Риган
монашку. — Может быть, меня здесь уже никто не ждет… — прибавила она с
надеждой.
— Мать Уна уже очень стара и живет в монастыре на покое, —
объяснила маленькая монашка. — Но делами обители она больше не может
заниматься. — И монашка поспешила вон.
— Не думаю, чтобы в столь тихом местечке были такие уж
серьезные дела… — сказал капитан, но, оглядевшись, не мог не признать, что
Обитель очень и очень богата. На дубовом столе красовались золотые и серебряные
подсвечники, на стенах висели великолепные гобелены. В комнате, где им
предложено было дожидаться, был прекрасный камин с хорошей тягой — тут совсем
не пахло дымом.
