Горные кланы также со временем покорились Кариму-ибн-Хабибу
— кони их блаженствовали на зеленых лугах и продавались по самым высоким ценам
на ежегодной ярмарке, проводимой в Алькасабе Малике по распоряжению князя.
Правительство забирало в казну лишь десятину от каждой сделки, что не было
обременительно для торговцев. Горцы были вполне довольны, и повсюду царил мир.
Аль-Андалус, где продолжал царствовать мудрый и
благословенный Абд-аль-Рахман, также процветала. Кордова постепенно стала самым
крупным культурным центром Европы, средоточием цивилизации. Слава Кордовы затми
ла былое величие Багдада и Константинополя. В город постоянно прибывали
делегации из Франции, из Германских стран, из Ифрикии и с Востока — послы
считали своим долгом засвидетельствовать свое почтение калифу, а молодые люди
почитали за честь учиться в Кордове. Но первое время они просто-напросто
глазели вокруг, разинув рты… Абд-аль-Рахман перестроил главную мечеть Кордовы —
тут появился великолепный минарет, увенчанный тремя сферами: одна была из
серебра, а две — из чистого золота. Вместе они весили более трех тонн. Завершен
был, наконец, перевод на арабский трактата «Де Материа Медика», и в Кордове
открылся медицинский университет. Теперь студентам не было нужды ехать в
Багдад, чтобы стать медиками…
В саду появился князь в сопровождении своего верного визиря.
В черной бороде Аллаэддина-бен-Омара уже кое-где поблескивала седина. Лицо его
расплылось в улыбке, когда Альула с визгом кинулась ему на шею — он нежно обнял
девочку и поцеловал в розовую щечку.
— Она достойна принца! — расхохотался он.
— Не поощряй ее скверное поведение! — тут же осадила супруга
Ома.
— А что, я когда-нибудь обязательно женюсь на ней! — В синих
глазах молодого Джафара-ибн-Карима заплясали озорные искорки. — Но не раньше,
чем она отрастит себе пару дивных грудок, госпожа Ома!
— Джафар! — в отчаянии воскликнула его мать, но, не
удержавшись, рассмеялась.
— Он весь в отца! — шепнул Карим, присаживаясь рядом с
женой, обнимая ее за талию и нежно целуя в розовое ушко.
Зейнаб кинула на мужа взгляд, полный любви. Без сомнения,
теперь она любила его еще сильнее, нем в тот день, когда они после стольких
печалей и горестей соединились вновь…
— О, если бы это блаженство могло длиться вечно… — шепнула
она.
— — И я бы от всего сердца этого желал, — отвечал Карим. —
Если есть где-нибудь рай земной, то это здесь, моя красавица…
А детишки сновали между взрослыми, крича и забавляясь, их
невинные лица сияли от счастья, не замутненного ничем — кроме, пожалуй, одной
заботы: позволят ли им родители после наступления темноты половить светлячков,
которые дивно смотрятся в хрустальных кувшинчиках, или же безжалостно уложат
спать…
— Они — наше будущее… — сказал жене Карим.
— А весною, — отвечала она, — я подарю тебе еще один залог
счастливого нашего грядущего, еще один маленький кусочек вечности, мой любимый.
— Я люблю тебя, Зейнаб, — сказал он. — Теперь и навсегда в
сердце моем только ты, мое сокровище… Ладошка Зейнаб нежно погладила щеку
Карима:
— Как ты щедр на посулы, мой господин! Теперь и навсегда?
Что ж, тогда ловлю тебя на слове!
