— Да, именно этого он и хочет, — согласилась служанка. — Но
своего не добьется, госпожа Риган, до тех пор пока я сама не захочу, чтобы меня
соблазнили.
— Теперь меня зовут Зейнаб, — сказала госпожа. — Глупо
перечить этим маврам, ведь нам предстоит всю жизнь прожить в этой Аль-Андалус…
И я больше не стану звать тебя Морэг, милая моя Ома. И не считай это
проявлением трусости.
— Это не трусость, госпожа моя Зейнаб, это мудрость, —
сказала Ома. — Аллаэддин говорит еще, что нам нужно непременно выучиться их
языку. Он называется ро…романский.
— Я попрошу позволения у Карима-аль-Малики, чтобы мы
обучались вместе, — отвечала Зейнаб, — но время от времени мы будем с тобою
говорить на нашем родном наречии, иначе мы его забудем. Кстати, вокруг никто
его не поймет, и, если нам понадобится, мы сможем и посекретничать, Ома.
Вечером девушки отправились в бани, где их уже поджидала
Эрда.
— Вы слышали? — спросила старуха. — Через неделю вы обе
отплываете в Аль-Андалус. Я слышала разговор хозяина с нашим обворожительным
мавританским капитаном Каримом-аль-Маликой нынче поутру. — Старуха внимательно
поглядела на Зейнаб:
— Правду ли говорят, что он потрясающий любовник, девочка
моя? Ты наверняка уже знаешь.
— Мой господин Карим еще не занимался со мною этим,
любопытная ты старуха! — вспылила Зейнаб. — Страсть — это много большее, нежели
мужская плоть в женском теле. Это лишь завершение. А начинать всегда следует с
начала, — высокомерно изрекла она.
У маленькой Омы отвисла челюсть.
Но Эрда вытаращила свои выцветшие карие глаза:
— Только послушайте эту малышку! — возмущенно сказала она. —
Еще три недели назад она не знала, что такое баня, а теперь мнит себя гурией
рая! Да, тебе многому следует научиться, девушка! Для начала хотя бы
скромности.
— О-о-о, Эрда! — устыдилась Зейнаб. — Я не хотела тебя
обидеть! Ты простишь меня? Ну пожалуйста!
— Может быть, я тебя и прощу… — Эрда сразу смягчилась. Потом
жизнерадостно сказала:
— Не горюй, моя птичка! Вскоре вы займетесь любовью
по-настоящему.
Ома звонко расхохоталась, увидев выражение лица госпожи, да
и сама Зейнаб не могла, как ни старалась, скрыть радости…
— Ты несносная старуха, Эрда! — покраснев, шутливо выбранила
она банщицу, которая ухмылялась во все свои беззубые десна.
Они искупались, а затем поужинали. Эрда накрыла для них стол
на женской половине. Еда была самая незатейливая. Когда они поднялись к себе.
Ома сказала:
— Мне велено раздеть тебя и уложить в постель. Этот приказ
передала мне Эрда.
— А господин Карим придет? — вырвалось у Зейнаб.
— Этого я не знаю, — отвечала Ома, помогая Зейнаб
разоблачиться и укладывая ее. — Спите спокойно, моя госпожа.
Дверь, отделяющая комнату служанки от покоя госпожи,
закрылась. Зейнаб лежала, затаив дыхание. В доме было удивительно тихо. Из сада
доносилось навевающее дрему гудение насекомых…Если она закроет глаза, то вновь
окажется в замке Бен Мак-Дун. Впервые за много недель воспоминание не причинило
ей боли. Судьба судила ей жить вдали от родины. Теперь девушка отчетливо это
понимала. «Прощай, милая Груочь, — шепнула она. — Пусть жизнь твоя будет
счастливой, сестра». Потом Зейнаб смежила веки и тихо уснула.
…Он стоял над ее ложем, любуясь спящей. Карим повидал
множество прекрасных женщин — и дома, и в далеких странах, — но эта красою
затмевала всех. Неужели все девы Альбы столь восхитительны? Он никогда прежде
не встречал дочерей этой северной земли…
Она рассказала Доналу Раю всю свою жизнь, а тот передал ее
на его попечение. «Поразительно, что она сохранила рассудок», — подумал он. Ее
страх перед мужчинами и неспособность ощутить любовь не удивляли Карима. Она
никогда не знала ни того, ни другого. Теперь же под его руководством она
постигнет все тайны страсти, овладеет вершинами мастерства — только так можно
заслужить благосклонность калифа Кордовы. Понравится ли Зейнаб Абд-аль-Рахману?
Он могущественный правитель и знает толк в прекрасном, но поговаривают, что
теперь, когда его лета клонятся к закату, ему нужна не просто красавица… Карим
понимал, что именно, поэтому Донал Рай уговорил его сделать из Зейнаб Рабыню
Страсти…
Карим потихоньку разделся и лег рядом с девушкой, не сводя с
нее глаз. Она беспокойно шевельнулась. Он осторожно провел пальцем от ямочки на
шее, где бился пульс, по нежной груди. Она сонно зашептала что-то. Палец Карима
скользнул вверх. Аквамариновые глаза девушки открылись — она узнала его.
Склонившись над нею, он стал по очереди целовать ее соски. Потом принялся
согревать их влажным своим языком, затем плавно перешел ко всей груди… Слегка
запрокинув ее голову, ласкал языком стройную шею, а затем вернулся к груди…
Зейнаб затрепетала, но не от страха, а от восторга. Ей самой
это было очевидно. Они не проронили ни слова. Теперь язык блуждал по ее
плоскому животу. «Бедняга Груочь, — промелькнула у девушки мысль, — она только
и знает, что потного и вонючего Иэна Фергюсона, который никогда не подарит ей
такого наслаждения!»
— А-а-а-ах! — вырвалось у девушки, внезапно ощутившей едва
уловимую дрожь в своей святая святых. Когда Карим коснулся ее гладкого венерина
холма, она сжалась, но лишь на мгновение. Нет, его внимание, казалось,
привлекали лишь ее дивно вылепленные бедра. Вот он целует ее стройную ножку — и,
к ее изумлению, ласкает ртом каждый пальчик по очереди…
Он осторожно перевернул ее на живот, затем сел на ее
ягодицы, и его большие ладони с длинными чувствительными пальцами лениво
заскользили по ее плечам, спине… Она уже постанывала. Склонившись, он скользнул
языком по ее плечам, а потом вдоль позвоночника. Потом он погладил ее упругие
ягодицы, но, когда пальцы его скользнули между ними, Зейнаб напряглась.
— Не бойся… — заговорил он впервые за все это время. — Ты
должна научиться принимать в себя мужской член по-разному, Зейнаб. Тебя здесь
никто никогда не трогал? — Теперь пальцы его нежно ощупывали ее тело, не
стремясь вглубь.
— Нет, — напряженно ответила она.
Карим тотчас же убрал руку, но продолжал ласкать это юное
тело, легкими покусываниями вызвав довольное хихиканье. Вдруг девушка
почувствовала, что он накрыл ее своим телом — она страшно испугалась… Нет, он
просто нежно ткнулся носом ей в затылок и легонько подул…
Потом он снова перевернул ее на спину.
— А почему ты не целуешь меня? — удивилась она.
— Поцелуи воспламеняют, Зейнаб. Думаю, ты еще не готова
испытывать поцелуи в сочетании с прикосновениями.
