— Мужчина должен входить в девственное тело медленно и с
великой нежностью, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, проникая в нее. Она
ощущала, как горячий мужской член заполняет собою все ее нутро. Инстинктивно
она сомкнула стройные ножки вокруг его талии, чтобы дать ему возможность
проникнуть еще глубже. Он застонал и проник в нее на всю глубину, подобно тому,
как человек тонет в зыбучих песках… Она содрогнулась, почувствовав внутри себя
биение его пульса, — ив эту секунду вдруг осознала, что он так же беззащитен,
как и она. И ощутила прилив сил…
Он принялся двигаться в ней, поначалу неторопливо, затем со
все возрастающей быстротой… Его красивое лицо свело судорогой страсти. Нет, она
не могла больше смотреть! Аквамариновые глаза закрылись — его страсть была
заразительна, и вот она уже вся трепещет… Те же звезды пронеслись у нее перед
глазами, но куда более яркие. Ни один из тех, кто прежде владел ее телом, не
потрудился подготовить ее к этому.., этому волшебству. Ее заливали волны такого
восторга, что, казалось, она не вынесет этого и умрет. Затем она словно и
впрямь потеряла сознание, растворившись в пучине экстаза, словно летя куда-то
меж звезд, мелькавших у нее перед глазами…
К действительности ее пробудили горячие поцелуи, которыми
Карим осыпал ее мокрые щеки. Только тут Зейнаб поняла, что плачет. Глаза ее
медленно раскрылись и устремились на мужчину. Им не нужны были, слова, совсем
не нужны… Теперь он держал ее в объятиях и сказал лишь одно слово:» Спи…«Она с
радостью подчинилась, ощутив вдруг с изумлением, как она изнемогла.
…Он смотрел на нее, спящую. В свои двадцать девять лет он
мог похвастаться многими любовными подвигами. Он перевидал множество женщин.
Каждая была в своем роде. Каждая бросала ему вызов. Ведь любовь не просто
физический акт. Это искусство снисходить к нуждам партнерши, к ее слабостям…
Искусство заполнить собою ее жизнь на то время, пока ты с нею. Ни одна женщина
не тронула его сердца. Ни одна из тех, кого он учил постигать науку любви, дабы
стать Рабыней Страсти. Ни одна… До сего дня. Почему эта дочь варваров, эта
маленькая неверная из сырой и холодной северной земли вошла в его душу? Как? И
дело тут не в ее дивной красе. Он не понимал, почему, когда и как это
случилось…
Он приподнял с подушки ее шелковистый золотой локон и прижал
его к лицу, вдыхая нежный аромат гардении, нежно целуя светлую прядь. Сущее
безумие! Допуская это даже в мыслях, он нарушал основное правило Учителей
Страсти. Ни один из них не смел влюбляться в ученицу и не смел допустить, чтобы
она полюбила его в ответ. Неужели горький опыт ничему его не научил? К тому же
эта дивная дева не простая невольница. Она собственность лучшего друга его
отца. И предназначена для гарема калифа Кордовы. Сущее безумие…
…Как удивительно хороша она — с головы до пят. Мысль эта пронеслась
в его мозгу прежде, чем он успел запретить себе думать об этом. Взгляд его
скользил по дивному юному телу. Да, он подобрал для нее подходящее имя.
Абд-аль-Рахман окажется сражен наповал этой красавицей и будет в неоплатном
долгу перед ним. Учителем Страсти Каримом-аль-Маликой, создавшим это сокровище.
Калиф будет также сердечно благодарен своему другу из Эйре Доналу Раю, который,
в свою очередь, будет в долгу перед ним, Каримом-аль-Маликой… А заслужить
благодарность такого человека, как Донал Рай, — это вовсе недурно… Но он отдал
бы куда больше за то, чтобы Зейнаб могла принадлежать ему, только ему…
— Как Учитель Страсти я сегодня кончился… — вполголоса
сказал он самому себе. — Я не должен был позволить такому случиться. Верно, я
старею, становлюсь сентиментальным и не могу больше владеть своими чувствами…
Он погладил атласную кожу Зейнаб. Нужно обучить ее много
большему, нежели просто искусству любви. Он должен научить ее, как выжить в
гареме нового господина. Любимая жена Абд-аль-Рахмана Захра известна как
властная и мстительная женщина, порой не пренебрегающая и ядом… Ее подрастающий
сын — наследник отца. Захра не обрадуется, увидав эту юную и прекрасную
соперницу… И сделает все, что будет в ее силах, чтобы убрать Зейнаб, если калиф
чересчур привяжется к новой невольнице — а Карим-аль-Малика сделает все для
того, чтобы калиф опьянел от этой женщины. Это его долг.
— Как это было прекрасно!
Чуть слышный дремотный голос прервал нить его мыслей.
Взглянув в полусонные аквамариновые глаза, он улыбнулся:
— Так ты больше не боишься? Ты поняла, как сладка бывает
страсть?
— Да! И я хочу снова.., снова! Мой господин, пожалуйста!
Ответом ей был тихий смех.
— Ты чересчур нетерпелива, мой цветочек! — ласково пожурил
он ее. — Разве я не призывал тебя к терпению? Мне так многому нужно еще научить
тебя, а тебе столь многое постичь! Для начала мы должны омыть друг друга»
платками любви «. Пойди и принеси чашу — она на подоконнике. Там же ты найдешь
и платки, моя красавица. А после обсудим дальнейшую программу наших занятий.
Она торопливо вскочила с матраца, спеша исполнить его
приказание. Принеся чашу, она спросила:
— Что я теперь должна сделать, мой дорогой господин? — ив
ожидании преклонила колени у ложа.
Какая восхитительная ученица, подумал он. Ему захотелось
заключить ее в объятия, покрыть прелестное лицо поцелуями… Вместо этого он
сказал тоном педанта:
— Воду в чаше всегда следует держать подогретой. На будущее
скажу: в нее следует добавлять твой особый аромат — гардению. А ткань должна
быть льняной, самой мягкой и нежной. Возьми один платок, Зейнаб, и нежно смой с
меня следы любовных утех. Потом я сделаю то же для тебя. Помни: я вкусил твоих
интимных тайн. Мне может захотеться повторения. Со временем я научу тебя
ласкать меня ртом — это несколько иное удовольствие, чем то, что испытывает
мужчина, войдя в женское тело обычным способом.
Она подняла полные изумления глаза, но ничего не сказала,
просто омочила нежную ткань в чаше и принялась омывать его член. Прикосновения
ее были легки и осторожны. Ее поразило, что этот орган, который теперь так мал,
недавно доставил ей столь бурные восторги… Тут она заметила, что член Карима
деформирован.
— О-о-о,.. Кто так ужасно тебя поранил, господин мой?
— Поранил? — Мгновение он ничего не понимал, но затем,
угадав причину ее испуга, объяснил:
— Нет, я не поранен, Зейнаб, я обрезан. Это в обычае у
мавров, евреев и многих других восточных народов. Мне тогда было семь лет. И
братья мои тоже обрезаны. Мне дали особого шербета, к которому примешали
немного наркотика, чтобы облегчить боль. Затем мою крайнюю плоть с силой
оттянули и обрезали. Отец мой щедр. Всякий раз, когда над кем-нибудь из его
сыновей совершался обряд обрезания, он собирал в наш дом всех бедных
мальчиков-семилеток со всего города, и они также подвергались обрезанию. Ну а
потом веселились на празднике, устроенном за отцовский счет. Операция эта
мужчине нисколько не вредит, да это ты, наверное, уж и сама поняла. Это
гигиеническая мера. В жарких странах порой трудно достать воды для питья, не то
что для купания… А люди в Аль-Андалус крайне чистоплотны. Мы очень любим бани.
Удаление крайней плоти помогает содержать мужское достоинство в чистоте, да и
может предотвратить некоторые заболевания.
