— А Хатиба наверняка послушная дочь, — сухо ответствовал
Карим. — Надеюсь, это обещает мне счастливое супружество с нею. Попробуй
представить, что сталось бы с Инигой, объяви ей отец, что она должна выйти за
незнакомца, которого увидит, только когда брак будет уже заключен?
Алима, не выдержав, рассмеялась:
— К счастью, с Инигой у нас нет такого рода проблем. Ведь
они с Ахмедом знают друг друга всю жизнь. Они прекрасная пара.
— Зейнаб подружилась с Инигой…
— Знаю… — сердце Алимы снова сжалось. — Полагалось бы
сказать, что я этого не одобряю, но не могу… Зейнаб очаровательна и прекрасно
воспитана. Они с Инигой друг в друге души не чают. К тому же, кто знает, какая
судьба ожидает Зейнаб? Если она покорит сердце владыки, то у Иниги будет
могущественная покровительница при его дворе…
— А ведь тебе она самой по сердцу… — ласково заметил Карим.
— Да, — искренне призналась Алима. — Зейнаб мне по нраву.
Она ко всему прочему еще и умница…
— Инига пригласила ее на свадьбу. Я сам привезу их вместе с
Омой. Ни та, ни другая, в сущности, не имели семьи. Они отогреваются в тепле
нашего дома. А когда прибудет свадебный поезд Ахмеда, чтобы отвезти молодую
жену в дом тестя, я отвезу девушек на виллу.
— Вот и хорошо. Ничего не имею против, — сказала Алима. —
Инига не хочет пышных свадебных торжеств, так что все празднество пройдет в
нашем саду.
— А через месяц после свадьбы я отправлюсь в Кордову, —
сказал Карим. — Потом поплыву в Эйре, но надолго там не задержусь. Только
сообщу Доналу Раю, что выполнил его поручение, — и тотчас же назад. Пополню там
запасы продовольствия, пресной воды, кое-что закуплю…
— И приедешь домой к собственной свадьбе, — договорила за
сына Алима.
— Да… — согласился он…Он женится на этой незнакомке по имени
Хатиба. Она никогда не сможет завоевать его сердца, как бы ни старалась, но
бедняжка об этом никогда не узнает. Он будет добр и нежен с Хатибой, своей
берберийской невестой, и не позволит ей даже заподозрить, что любит другую всей
душой… И будет любить вечно. И не полюбит никого, кроме своей златокудрой
Зейнаб…
Карим нашел время показать Зейнаб и Оме город — ведь после
того, как «И-Тимад» причалила к берегу, они почти ничего не видели. Молодые
женщины, облаченные в свои черные яшмаки, оставляющие открытыми одни глаза,
выбрались из носилок и направились вслед за Каримом на базар. Зейнаб и Оме
показалось, что здесь продается все на свете и многое другое, чему они не знали
даже имени… Крытые навесами прилавки просто ломились. Повсюду были вывешены
яркие, радующие глаз ткани — шелка, лен, парча… Они развевались на ветру,
словно знамена некой сказочной страны. Были здесь и причудливые изделия из
кожи, и творения гончаров, и медников. Радовали глаз и чудесные резные шкатулки
из слоновой кости и странного мягкого камня — они соседствовали с ларчиками
черного лака, расписанными яркими красками, ничуть не уступающими по красоте и
изяществу своим резным соседкам.
Один торговец продавал живых птичек — повсюду развешаны были
клетки с крылатыми пленницами. Одни сладко пели, а другие просто чирикали,
прыгая по жердочкам и косясь на прохожих блестящими черными бусинами глаз.
Далее расположились бок о бок мясник и торговец домашней птицей. Здесь на
крюках развешано было свежее мясо, а мальчики с пальмовыми листьями в руках
отгоняли от него мух. Попискивали цыплята, квохтали куры, крякали утки,
ворковали голуби в своих деревянных клетках… И буквально повсюду сновали
продавцы украшений, предлагая любопытным покупательницам разнообразнейшие
изделия — от самых дешевых медных серег до драгоценных украшений из чистого
золота, сияющих в лучах жаркого солнца.
Завернув за угол, они наткнулись на работорговца. Сильные
чернокожие рабы один за другим проходили по помосту — этот товар прекрасно
раскупался. Но вот из-за занавески появилась красивая темноволосая девушка,
совсем еще юная. Она пыталась прикрыть руками наготу, но работорговец что-то
отрывисто приказал ей, и она неохотно выпрямилась и принялась демонстрировать
свои прелести торгующимся. Цены взвинчивались на глазах. Девушка,
освидетельствованная медиком как девственница, ушла к новому владельцу за
триста тридцать золотых монет…
— То же сталось бы и с нами, если бы нас не купил Донал Рай?
— робко спросила Зейнаб у Карима. Он кивнул:
— Да, мое сокровище. Законы невольничьего рынка жестоки…
И в который раз Зейнаб осознала, сколь милостива Судьба к
ней и Оме… Разумеется, обе они множество раз слышали об этом, но, лишь увидев
эту перепуганную насмерть нагую бедняжку на помосте, можно было вполне понять
свою удачу…Если бы мужчины не почитали меня красавицей, думала Зейнаб, я сейчас
стояла бы нагишом перед толпою, и Ома тоже… Ее всю передернуло — но спутники
ничего не заметили.
Придерживая Зейнаб за локоток. Карим поспешно повел ее в
другую часть рынка — там их взорам предстали прилавки торговцев фруктами,
цветами и овощами. Один торговец продавал гвоздики, жасмин, мирт, розы… Другой
шумно предлагал покупателям корзины, наполненные огурцами, грушами, бобами,
спаржей, баклажанами и луком. Особый прилавок отведен был для всевозможных
пряностей: всяческих трав, мяты, майорана, душистой лаванды. Тут же стояли кувшинчики
с желтым шафраном. Фруктовщик продавал апельсины, гранаты, бананы, виноград и
миндаль…
Карим, купил девушкам по чашечке воды с соком лимона, чтобы
освежить горло: день выдался на редкость жарким, особенно для начала зимы.
— Пейте через вуаль! — предупредил он спутниц. — Никогда и
ни при каких обстоятельствах не должны вы показывать лица на улице, чтобы не
уронить вашего достоинства.
Они продолжили прерванный путь, но тут взгляд Зейнаб упал на
маленький лоточек серебряных дел мастера:
— Остановимся на минутку, мой господин?
— Пожалуй, — согласился Карим. — Пусть каждая из вас выберет
себе подарок.
Служанка остановила свой выбор на изящной серебряной
цепочке, украшенной синим персидским ляписом, — и Карим тотчас же купил
украшение в подарок Оме. Зейнаб же очаровала серебряная чашечка. Она похожа
была на маленький кубок, только без ножки, округлой формы, как раз в размер
девичьей ладошки. Чашечка украшена была изысканным узором: лилия, вокруг
которой вьется колибри. Лепестки цветка были вызолочены, а эмалевая птичка с
переливами ярко-зеленого и лилового словно подмигивала рубиновым глазком…
— Как бы мне хотелось иметь вот это, мой господин! —
тихонько сказала Зейнаб. И чашечка тут же была куплена.
— Будешь вспоминать меня всякий раз, как отхлебнешь из нее…
— сказал Карим, ведя ее к носилкам.
— Я не смогла бы тебя забыть, если бы и хотела…
