— Взгляни на меня! — сдавленным от страсти низким голосом
проговорил он. — Я овладею твоей душой, как только возьму тебя… Взгляни на
меня, Зейнаб!
Рассудок ее мутился от страсти, но она отдавала себе отчет:
если она потеряет сейчас голову, то потеряет все… Станет просто одной из
множества наложниц. Золотые ресницы взметнулись, и она послала калифу
сладострастный взгляд.
— О, какой вы волшебный любовник, господин мой! — Голос ее с
легкой хрипотцой околдовывал калифа. — Не мучайте меня более ожиданием!
Овладейте мною, молю! Заставьте меня страдать от наслаждения, которое никто,
кроме вас, не может мне подарить!
Слова эти оказались последней каплей, переполнившей чашу
терпения владыки. Член его вонзился в нутро Зейнаб. Как она горяча, как
восхитительна! Он простонал:
— A-a-a-ax, Зейнаб, ты убьешь меня! Я не вынесу этой сладкой
муки!
Член его двигался в ней размеренно и мощно. Восхитительные
ножки Зейнаб опоясали его чресла, две маленькие ладошки ласкали его лицо, вся
она прижималась к нему…
— О, ты могуч, словно племенной жеребец, мой господин! —
прорыдала она. — Терзай, терзай меня своими ласками! Я твоя!
Страсть его казалась неистощимой. Такого уже многие годы с
ним не бывало. Вновь и вновь вонзался его член в эти дивные недра, ища и все не
находя выхода своему упоению, а эта дивная дева уже дважды испытала блаженство…
Наконец, он выскользнул из нее:
— Повернись задом, моя обворожительная… Распахни мне другие
ворота.
Дважды повторять не пришлось. Он ничего не заметил — а она
была охвачена ужасом перед тем, что сейчас должно было произойти… Ей
отвратительна была эта разновидность любовных утех. Она содрогалась от
омерзения, когда Карим вталкивал в нее дилдо из слоновой кости. И теперь
ощущала отвращение. А она-то надеялась, что ею никогда так не воспользуются…
Что ж, в будущем она всеми силами будет стараться увильнуть от подобных игрищ…
Поджав под себя ноги, она выгнула спину и выпятила зад…
Тотчас же руки калифа горячо обхватили ее, раздвинули дивно
очерченные половинки — и каменный член уперся в тесно сжатое отверстие… Толчок…
Еще толчок… И вот плоть подалась. Головка проникла в нее… Мощные руки впились в
нежные бедра, лишая ее возможности пошевелиться. Калиф, не обращая внимания на
крик боли, вырвавшийся из груди девушки, грубо овладел ею, постанывая от
удовольствия…Как упруго и тесно отверстие! Подобного калифу еще не приходилось
испытывать. Он вонзал член в этот узенький проход с каждым разом все глубже и
глубже… Зейнаб почувствовала трепет разгоряченной плоти в своем теле — и тут
наступила разрядка…
Несмотря на то, что семя упало на почву, в которой не могло
прорасти, калиф облегченно выдохнул и медленно ослабил объятие.
Позволив себе лишь минутную передышку, Зейнаб поднялась с
ложа. Подойдя к двери, она распахнула ее и отдала приказания двум слугам,
ждущим в коридоре. Возвратившись к владыке с серебряной чашей, полной
благоуханной воды, и несколькими «платками любви», она принялась за дело.
Владыка раскинулся на ложе в сладостном изнеможении. Зейнаб нежно омыла его,
затем себя — и вот уже исчезли следы только что бушевавших тут страстей…
Отставив чашу, девушка улеглась на ложе, прильнув к калифу.
Руки его сомкнулись вокруг ее тела, он нежно гладил ее по
золотым волосам:
— Я постараюсь никогда в дальнейшем не обходиться с тобою
так. Ведь я понял, что тебе это было неприятно, но что поделаешь, нынче у меня
просто не было выхода, дивная моя Зейнаб… Ведь ни одна женщина за всю мою жизнь
— о, столь долгую! — не зажгла во мне такого огня! Ты волшебна… Ты воскресила
мою давно ушедшую юность — и это столь же невероятно, сколь и великолепно…
— Я твоя раба, господин мой Абд-аль-Рахман. Твоя Рабыня
Страсти. И никогда не откажу тебе в ласках, каких бы ты ни возжелал… — с тихой
гордостью произнесла Зейнаб. — Ведь я не какая-нибудь глупенькая зеленая
наложница. Я специально обучена дарить наслаждение и испытывать его. — Нет, она
никогда не признается в том, что ненавидит эту извращенную форму любви! Рабыне
Страсти под силу все. И она с радостью пойдет любой дорогой…
— Принеси мне вина, прелестная моя… Она выскользнула из его
объятий и подошла к единственному в комнате столику. На нем стояло несколько
графинов. Два были наполнены вином, а в третьем было средство для
восстановления сил, данное ей Каримом. Налив из последнего графина несколько
капель в серебряную чашу, она до — A-a-a-ax, Зейнаб, ты убьешь меня! Я не
вынесу этой сладкой муки!
Член его двигался в ней размеренно и мощно. Восхитительные
ножки Зейнаб опоясали его чресла, две маленькие ладошки ласкали его лицо, вся
она прижималась к нему…
— О, ты могуч, словно племенной жеребец, мой господин! —
прорыдала она. — Терзай, терзай меня своими ласками! Я твоя!
Страсть его казалась неистощимой. Такого уже многие годы с
ним не бывало. Вновь и вновь вонзался его член в эти дивные недра, ища и все не
находя выхода своему упоению, а эта дивная дева уже дважды испытала блаженство…
Наконец, он выскользнул из нее:
— Повернись задом, моя обворожительная… Распахни мне другие
ворота.
Дважды повторять не пришлось. Он ничего не заметил — а она
была охвачена ужасом перед тем, что сейчас должно было произойти… Ей
отвратительна была эта разновидность любовных утех. Она содрогалась от омерзения,
когда Карим вталкивал в нее дилдо из слоновой кости. И теперь ощущала
отвращение. А она-то надеялась, что ею никогда так не воспользуются… Что ж, в
будущем она всеми силами будет стараться увильнуть от подобных игрищ… Поджав
под себя ноги, она выгнула спину и выпятила зад…
Тотчас же руки калифа горячо обхватили ее, раздвинули дивно
очерченные половинки — и каменный член уперся в тесно сжатое отверстие… Толчок…
Еще толчок… И вот плоть подалась. Головка проникла в нее… Мощные руки впились в
нежные бедра, лишая ее возможности пошевелиться. Калиф, не обращая внимания на
крик боли, вырвавшийся из груди девушки, грубо овладел ею, постанывая от
удовольствия…Как упруго и тесно отверстие! Подобного калифу еще не приходилось
испытывать. Он вонзал член в этот узенький проход с каждым разом все глубже и
глубже… Зейнаб почувствовала трепет разгоряченной плоти в своем теле — и тут
наступила разрядка…
Несмотря на то, что семя упало на почву, в которой не могло
прорасти, калиф облегченно выдохнул и медленно ослабил объятие.
Позволив себе лишь минутную передышку, Зейнаб поднялась с
ложа. Подойдя к двери, она распахнула ее и отдала приказания двум слугам,
ждущим в коридоре. Возвратившись к владыке с серебряной чашей, полной
благоуханной воды, и несколькими «платками любви», она принялась за дело.
Владыка раскинулся на ложе в сладостном изнеможении. Зейнаб нежно омыла его,
затем себя — и вот уже исчезли следы только что бушевавших тут страстей…
Отставив чашу, девушка улеглась на ложе, прильнув к калифу.
